О персонаже

1. Имя и фамилия
Люсиль Эдна Барбара Стрикленд, однако носит творческий псевдоним Люси Морган.
Прозвище: Фантеска.

2. Пол
Женский.

3. Дата и место рождения
7 марта 1808 года.

4. Раса
Ревенантка.

5. Псионические способности
Ментализ в зачаточной форме.

6. Внешность
Рост: 170 см.
Вес: 45 кг.

Фигура и лицо: правильная осанка; длинные ноги; тонкие руки; узкая талия; большие мечтательные глаза; полные губы, влажно блестящие, словно омоченные вином; густые, пушистые волосы столь яркого красно-оранжевого оттенка, что, думается, если посадить рядом с Люси рыжую лису, то выяснится, что обе — одной и той же масти.
Одежда и обувь: простая бело-молочная блузка; облегающий жилет из золотисто-желтой кожи; плотные темно-серые бриджи; темно-коричневые кожаные ботинки на невысоком каблуке.
Аксессуары: широкий темно-коричневый ремень на бедрах, к которому прикреплен бордовый кошель с инструментами.

Со слов Киарана Найло, художника братства синей трефы:
Люси, ах, Люси! Золотистый пушок на холеных молочно-белых руках, которые в жизни не держали ничего тяжелее кисти. Солнечные брызги веснушек. Глаза цвета яри-медянки. Прозрачные, как шартрез. Дурманное зелье алхимика. Отрава моей души. Пить — не напиться, глядеть — не наглядеться. Ни в 16 лет, когда я впервые ее увидал в том памятном детском платьице, ни в 17, когда она с таким яростно взрослым выражением на лице писала портрет m-me Туанер, ни после, когда неуемная жажда открытий привела ее в порочное чрево нашей подвальной студии, она не была идеалом классической красоты, воплощаемой в мертвом мраморе, — всё и всегда в ней было немного неправильно, «чересчур», с маленькой «червоточинкой», с перебором: слишком уж узкие бедра, слишком уж угловатые плечи, неправильные изломы бровей (левая к тому же выше, чем правая), нос на йоту длиннее, чем следовало бы, губы на йоту полнее, чем следовало бы. Но она, безусловно, самое обворожительное создание из всех, кто когда-либо носил юбку.

Со слов Лебрена де Пентевьера, художника и философа, главного идеолога братства синей трефы:
Писать ее надо пятнами цвета и светотени, без видимого рисунка, без границ, размытыми полупрозрачными мазками, тонкими наслоениями самых звонких и чистых тонов, которые только есть у тебя в палитре, ибо никакой непрерывной линии, сколь бы затушеванной она ни была, не под силу передать удивительную мягкость и теплоту ее плоти, живость и витальное буйство ее марпенотово-рыжей сущности, свежий и согревающий Свет, струящийся сквозь нее во всех направлениях сразу. Схватить этот Свет, отразить его на холсте, проявить его животворную огненную природу — вот в чем задача вдумчивого и зоркого мастера новой школы.

7. Характер
Главная черта: артистизм; Люси владеет приемами женского притворства и умеет при необходимости приспособиться к обстоятельствам и окружению, подобрав под каждый случай подобающую маску.
Достоинства: пытливый, любознательный ум; полное отсутствие мелочности, меркантильности. Это пылкая, романтическая, вдохновенная маленькая лгунья, ведомая не столько доводами рассудка и расчетом, сколько побуждениями сердца и порывом. Даже когда дело касается хитроумных афер. Особенно когда дело касается хитроумных афер.
Недостатки: бунтарство и своенравие. Выросшая с мыслью о своей исключительности, о важности своего дара, Люси нередко бывает дерзка и строптива, взбалмошна и уперта, однако обезоруживающее артистическое обаяние ее настолько велико, что полностью перекрывает сомнительные стороны ее натуры.

Со слов нянюшки Дирны:
Это еще с пяти лет, то бишь как разглядели-то в ней дарование, все носятся да носятся вкруг нее, точно в гузку осой ужаленные: руку-де надо поставить, конпозиции надо-де обучить. И сидит ребятенок, корпит над своими мульбертами до седьмых петухов. Жалко сердягу, да что поделать. Коли уж ниспослано дарование, так надобно его взращивать во трудах. А все же нехорошо. Ни музыки ведь не знает, ни хозяйствованья, ни манер, ни пяльцев да гладей каких вышивательных — одни натурморды да штудии на уме. Кто ж ее такую возьмет под венец, скажите на милость?

А мисс-то наша и сама хороша. Порою как учудит! Давеча папеньку разве что до падучей не довела. Выкрала его краски, выкрала с кухни сметанную плошку да в сметанной-то плошке краски те и смешала. Покрасила, значит, ними ропух (и где только изловила?) — и давай ухахатываться до упаду, глядя на корчи-то их на предсмертные. Краски-то нынче пошли отравные, со свинцом. Вроде бы не дворовый босяк, в холе да в довольстве растет, а где же ее сострадание, где милосердие к божьей твари? А я так скажу: ежели нет милосердия к божьей твари, то и к людям откуда оно возьмется? Нет, видит Огма, все-таки оно грамотно, оно впрок, что всыпал ей мистер Уильям розг. Я-то, дура старая, причитала: «Пощадите кровиночку, дите ж неразумное, не ведает, что творит». А мистер только знай пуще морщинит упрямый лоб: «Ребенок будет наказан. Это не обсуждается. Ступайте на кухню и вышвырните наконец несчастных жаб!» Я-то пошла на кухню да выкинула, а что же на это мисс? А ей и сам черт не брат. Всыпали ей, значит, ивового прутика, почесала попу, шмыгает носиком да говорит: «Ничего мне и не больно!» — и язык, значит, отцу показывает. А глаза-то на мокром месте. Ишь, характер!

Хуже ее своевольности только одно любопытничанье. Коли уж взыграл у ней к чему интерес — так сразу пиши пропало. Хочу, и все тут. Купите мне ну-ка кисточку! Достаньте мне ну-ка книгу! Мне-де примеры старинных искусствов надобны! Не уймется, пока не распотрошит половину дедовых свитков! А то как анатомии изучает, — а оно, известно, какой нынче художник без анатомий, — так возьмет, значит, падаль какую помойную, голубя или крысу, распнет посредине стола, обложится инструментом — и давай дохлую тварь-то курочить. То из нее выймет, се из нее выймет, потом назад соберет и зашьет как бы так и было. Разве же такими занятиями следовает утруждать себя юной леди?

Госпожа потакает, говорит, у ней «живая склонность к непознанному». Да какая ж она живая, ежели ребятенка тянет к смертоубивственным краскам да мертвечине?

Со слов Лебрена де Пентевьера:
Человек, по-настоящему преданный искусству, — тот же безумец. Он одержим, он не принадлежит себе. Его ведет та сила, которая наделила его даром. Он свободен от нее не больше, чем ветхая лодчонка посреди бушующего моря — от прихотей слепого провидения. Такова Фантеска Морган. К любому акту созидания она подходит с отчаянной, разрушительной самоотрешенностью; всякий раз, становясь за новый холст, она вырывает из своей груди горячее пульсирующее сердце и пишет беспощадно выжатой из него кровью. Этим неосознаваемым, скрытым от нее самой трагизмом непринадлежности себе отмечена вся ее натура — каждая черта ее характера, каждый взмах ее руки, каждое движение глаз и — более чем уверен — каждый ее помысел.

8. Род занятий
Художница; мошенница, подделывающая картины.

9. Клан, семья
Кайтифка, в жилах которой течет кровь Трампов, Артефиксов и Ла Салей.

10. Биография
Отец, ревенант: Уильям Энтони Стрикленд (Морган — творческий пседоним) — признанный живописец, мастер реалистического портрета. Не великий талант, но старательный, кропотливый ремесленник, удостоенный тем не менее множества почестей, включая право писать венценосных особ и звание «самой льстивой кисти Дракенфурта».
Мать, вампиресса: Дельфина Стрикленд (в девичестве де Мариско) — в прошлом способная художница-мозаистка, нынче заботливая супруга и мать, самоотверженно посвятившая себя пестованию талантов мужа и дочери.
Бабка по отцу, вампиресса: Фергюсса фон Трамплтон.
Дед по отцу, человек: Абсалом Стрикленд — антиквар, коллекционер и ценитель искусства, один из крупнейших торговцев редкостями в Дракенфурте.
Бабка по матери, вампиресса: Неизвестная Ла Саль.
Дед по матери, вампир: Роберт (Робер) де Мариско, НПС — парфюмерный критик, писатель, автор детективного романа «Нос», мертв.

Люси родилась в именитой художественной династии, четвертым ребенком в семье кайтифов, беззаветно преданных творчеству, и эта преемственность определила судьбу и личность девушки. С детства побуждаемая всем семейством развивать свои способности, она приучилась к тому, что рисовать и писать кистью — так же естественно, как и дышать. Впервые за станок она встала еще в 5 лет; в 10 ее уже приняли в мастерскую Арнольда Черри Орчарда, известного своими картинами на мифологические сюжеты; в 15, еще когда она трудилась при мастере подмастерьем, у нее появились первые заказы; в 18 она в качестве выпускной работы написала крупное историческое полотно, стяжавшее широкое признание среди коллег по цеху и ставшее для нее пропуском в гильдию.

В качестве члена гильдии писала портреты зажиточных горожан; пользовалась успехом, оттачивала мастерство, зарабатывала себе репутацию, и лет через десять сравнялась бы славой с отцом, если бы не ее любознательность и врожденная жажда новизны.

Люси с ее бунтарским, беспокойным характером безмерно тяготилась застоем в искусстве, остро ощущая кризис поиска новых форм. Прознав о создании братства, она с такой стремительностью выпорхнула из клетки архаической старой школы и примкнула к кружку новаторского искусства, что муза ее едва поспела ринуться вслед за ней. Под влиянием философии новых единомышленников художница изменила манеру живописи. Она продолжала писать портреты, но стала в подражание Пентевьеру делать это грубой фланцевой кистью по текстурированному холсту.

Заказчики были в недоумении. Леди Летиция Туанер, главная поклонница таланта Люси, подумала даже, что недостаточно заплатила художнице, поскольку та оставила портрет ее сына в голубом платье написанным не до конца, с неряшливо растушеванными мазками. Но самое сильное потрясение испытал родной отец девушки. Взращенный старой традицией, обязанный ее вырождению успехом своих картин, Уильям категорически отвергал любые отклонения от классического канона. Естественно, он не мог примириться с тем, что его собственная дочь, плоть от его плоти, ударилась в столь неслыханное, возмутительное вольнодумство. Вспыхнул бурный семейный скандал. Уильям назвал Люси бездарной мазилой и сумасбродкой, последнюю ее работу, которую девушка считала наибольшим своим достижением, — «шедевральной наглостью» и «уродством». А поскольку девушка всегда высоко ценила родительское мнение, это нанесло непоправимый удар по ее самолюбию.

В то же самое время власти Дракенфурта поручили Уильяму отреставрировать изрядно потухшую красками «Смерть пурпурного дракона» Доменико Торелли — одну из самых великих картин, которые только знало в веках человечество. Художник корпел над ней несколько месяцев, тщательно выводя каждую черточку, но работа шла удручающе медленно — опасные вещества, содержащиеся в старых красках, отравляли организм Уильяма ядовитыми испарениями и в конце концов вынудили его слечь в постель с острыми приступами мигрени. Обиженная на отца, Люси решила подменить «Смерть пурпурного дракона» снятой с него собственной копией. Пока реставратор был прикован к болезненному одру, она раздобыла в дедовых закромах холст и пигменты времен Торелли, ловко написала фальшивку, подделала кракелюры, забила их старой пылью, аккуратно совершила подмену и... никто, ни единая живая душа во всем мире, включая ее отца, не заметил разницы!

Люси почувствовала себя окрыленной, счастливой как никогда — пусть обманным путем, но она обрела признание! Радость ее была столь велика, что она просто органически не смогла хранить ее в тайне. Встретившись с другом детства, которому без раздумий могла бы доверить любой секрет, девушка как бы в шутку рассказала ему о своей проделке. Друг, Иган Визегаст — человек исключительной проницательности и Люсина родственная душа — с первого же взгляда на девушку понял, что вовсе она не шутит. Он нисколько не осудил ее, более того — и сам пожелал принять участие в ее следующей авантюре. Вместе они организовали подмену подлинников в домах тех богачей, которых писала художница.

Девушка пошла дальше — и стала подделывать не только картины, но и скульптуры, и старые письма, и документы. Пошла еще дальше — и стала писать подделки с нуля, используя краски, соскобленные со старых холстов, скупленных за бесценок. Она искусственно старила «фальшаки», при помощи друга подвергая их специальной обработке и воздействию высоких температур, сочиняла им подобающую легенду, ставила виртуозную подпись, а затем выставляла на продажу в антикварной лавке своего деда. Вскоре она обрела известность в высоких кругах как та, кто умеет отыскать подлинные шедевры среди гор ничем не примечательного старья. Одну из ее фальшивок, по слухам, выставили на торги, где ее приобрел то ли кто-то из придворных, то ли даже сама особа королевской крови.

Иган поддерживал Люси по всем, что бы она ни затевала, и она отвечала ему взаимностью. А сама между тем все сильнее и сильнее входила во вкус, от аферы к афере совершенствуюсь в плутовстве.

Со слов Игана Визегаста, друга детства и сообщника:
Она не делец, но — артистка, увлеченная игрой в опасность, для которой весь мир — большой театр. Не деньги заставляют ее ходить по самому краю бездонной пропасти, а страстное желание обыграть само провидение, доказать, что она хитрее него. Судьба, а не высокородные толстосумы — главный ее соперник, ее она стремится обжулить и обвести вокруг пальца. Риск, жгучий восторг, бурлящий в крови, когда за мгновенье до верной гибели она успевает схватиться за острый уступ, — вот, что ее интересует на самом деле. И, признаться, не только ее одну...

Люси сама о себе:
Кто бы что ни говорил о моем даровании, я всегда понимала, как же мне далеко до истинных гениев. Чем дольше я изучаю тончайшие «светящиеся» лессировки Торелли, виртуозную лепку объемов Витербо, филигранный рисунок ван Дорфена, чем вернее и ближе копирую их манеру, тем острее чувствую себя тем, кто я есть в сравнении с ними, — жалким, ничтожным, презренным троллишкой, тайком подбирающим крохи со стола Пророков. По сути я только нечистый на руку подражатель. Не больше, чем ушлый лавочник из тех, что втюхивают поддельные мощи паломникам-чужестранцам, пользуясь их доверчивостью.

Об игроке

1. Откуда вы узнали о нас?

2. Как с вами связаться?

3. Согласны ли с нашими правилами?

Отредактировано ППР (Сегодня 06:33)