И если спокойствие покинуло девушку, что можно было определить по её мимике, то сказать то же самое про охотника было невозможно. Он, подобно каменному изваянию, сливался с сумраком кладбища, только его нож отражал свет луны, которая в свою очередь отражала свет солнца. На лице охотника было написано сочувственно понимающее выражение, такое часто можно уловить на лицах родителей, которые готовы дать свои детям оступиться, чтобы те могли на своем опыте познать мудрость старшего поколения. Сейчас эта женщина может доказывать что-либо с пеной у рта, или молчать в твердой уверенности своей правоты, но после, может через столетие, а может и раньше, но может и позже, а, быть может, даже никогда, она осознает, насколько сильно заблуждалась. Сейчас же поведение её говорит о том, что она не понимает, с кем она столкнулась. Сострадание и милосердие побеждает в женщине все прочие чувства, частично парализует рассудок. Она просто не может понять то, что знает охотник, и чем он мог бы поделиться. Полтысячелетия общения с разными мира сего, дали почву для размышления, а долгие бессонные ночи помогли сделать некоторые весьма определенные выводы.
Никто действительно не будет никого убивать. Этот гуль уже мертв, он сам убил себя, сделав свой выбор. Поддавшись алчности и чревоугодию, он отказался от всех благ, доступных разумному существу, и ступил на путь страшной болезни, которая и убила его. В данный момент он уже был мертв. Мертв был его рассудок, который не мог справиться с маниакальным желанием обезумевшего тела. И этого тело, дикое и далекое от понятия жизнь, существующие подобное стихии, пожару или буре, несло свое разрушение на окружающий мир. И будь у нелюдей и людей возможность остановить это, они бы так и поступили. Они бы не дали огню сожрать их жилье и хозяйство, дождю смыть урожай с полей и молнии убить своего любимого человека. А сейчас они могли не дать злобной алчной твари нести хаос. И всё это Макс мог бы объяснить женщине, но едва ли она стала бы его слушать.
Она показывала свою способность защищаться и защищать не только свою точку зрения, но и гуля. Макс мог бы просто перерезать ей горло, после зарезать гуля, и уйти восвояси, но он не хотел этого. Хотя он однажды и убил женщину, это до сих пор резало его сердце на тонкие полоски, которые скручивались в адский узел при малейшем воспоминание о том событии. Этот узел причинял такую боль, что даже спустя много лет, Макс не всегда мог сдержать подлые слезы. Эта незнакомка не заслужила такой смерти. Макс не хотел поднимать на неё руку, он и не стал этого делать. Но на её вопрос, который был явно задан в надежде на победу, он ответил отнюдь не как вампир готовый сложить оружие.
— Разрешение? А кем будешь ты сама, и какое ты сама имеешь право задавать мне подобные вопросы? — хрипловатый голос охотника звучал мягко, без злости, и даже без сарказма, хотя и с некоторой ноткой иронии.
— Подобный вопрос я могу задать и тебе. Но здесь и сейчас меня мало волнует ответ. Едва ли он сможет что-то изменить. Я предлагаю опустить эту часть нашего разговора, как путь, ведущий в тупик.
Макс говорил спокойно и уверенно, но сталь в глазах незнакомки была ему более чем неприятна. У этой дамы была власть, и не только власть отбирать жизнь, как у самого охотника. В чем-то он даже завидовал ей, но знать об этом было невозможно. Было слишком темно, чтобы уловить это в серых глазах мужчины....
Помимо власти он приметил, что девушка слегка стыдить своего шрама. Как ловко она отвернула изуродованную часть лица подальше от посторонних глаз. Макс никогда не стеснялся свих увечий, они и не гордился ими. Они были частью его сущности, чем-то таким, от чего невозможно отказаться. Задавая свой вопрос Макс догадывался, что ответ будет отрицательным. И теперь, подтвердив это, охотник решил отойти от данного вопроса. Зачем сыпать соль на рану, причиняя боль незнакомому человеку?
— Не нам решать его судьбу. Он сам её решил, когда пошел на поводу страстей. Я не делаю ничего такого, что может быть понято двояко или осуждено обществом. Зуб за зуб, око за око. Таково устройство жизни, — он развел руками, в правой до сих пор охотник держал нож.
— Если сама не можешь помочь ему, надо ли это вообще? Ты могла не встретить его вообще, или же найти уже мертвым. Линчевали бедолагу друзья и родственники погибших.... Ты можешь сказать так, и не будет не одного живого существа, которое осудит тебя за это. Ты не замараешь свои руки кровью, оставь это мне. Можешь просто уйти, будто ни тебя, ни меня, ни этого, — он кивнул на тело, — никогда здесь и не было. Пусть всё идёт свои чередом.
Говоря так, Макс не сомневался, что незнакомка отвергнет его вариант. Мало вероятно, что она согласилась бы так просто отступить.