1) Имя и фамилия персонажа:
Шарлотта де Мюсси, но все зовут ее Лотта.

2) Раса:
Человек.

3) Пол:
Женский.

4) Клан:
—

5) Дата рождения:
05.02.1811

6) Внешность:
Кто помнит маленькую Лотту? Возможно, даже вы. Она была настолько красивым и необычным ребенком, что ее отец, Карл де Мюсси, владеющий небольшой кукольной лавкой, создал коллекцию кукол с ее чертами. Она назвал ее «Все настроения Шарлотты» и, к слову, это была одна из немногих удачных идей Карла. Хотя вряд ли ее можно назвать идеей, тем более, вложить в это коммерческую суть. Просто любящий отец души не чаял в своем чаде. И разве можно осудить его за это?
Хотя Лотта давно вышла из возраста милой куколки с пухлыми щечками, ее все равно хотелось назвать фарфоровой. Быть может, виной тому бледная, словно и, правда порцеляновая кожа с едва проступающим инеем румянца на щеках. Небольшой рост? Или же ее грациозная осанка, лебединая шея, что наталкивали на мысль о дорогих статуэтках, которыми любят украшать камины в богатых домах? А, быть может, во всем виноваты ее голубые глаза с темными ресницами, придающие ее взору необычную, даже кукольную, выразительность? Маленький изящный рот? Светлые волосы, неземным ореолом обрамляющие ее лицо? Или же все это вместе взятое? Кто знает... Ее красоту сложно назвать идеальной, особенно если сравнивать с совершенными в пропорциях лицами вампиресс. Но было что-то такое в этой девушке, что заставляло сердце замереть на мгновенье. То ли в наклоне ее головы, то ли в робком взмахе ресниц, то ли в нервном дрожании подбородка, когда она расстроена. Словом, была в ней заключена какая-то сила, чистейшая, притягательная красота. Она была словно нежная роза, распустившаяся по какой-то нелепой случайности среди покрытого снегом поля. Возникало желание укрыть, защитить, спасти любой ценой.
Случалось, она улыбалась. Несмело и нежно, как улыбается солнце, после долгой ночи глядя на землю. Этой улыбкой можно было брать города и усмирять диких зверей, но слишком уж редко пользовалась Лотта этим оружием.
Голос ее был тих и приятен. Словно кто-то невидимый перебирал струны арфы. Этот голос хотелось слушать и слушать, так мелодичен он был, как хочется слушать весною песни жаворонков.

7) Характер:
Все, кто хоть раз видел Лотту, могли бы Вам поклясться, что нежнее и покладистей существа нет на свете. И они бы не ошиблись. Это, правда, кроткая, честная и невинная девушка. Она умеет увидеть красоту там, где, казалось бы, невозможно ее даже предположить. Она может простить Вам проступок, если поверит, что Вы искренне раскаялись. Но, если оступитесь второй раз, уж вряд ли захочет знать Вас. И, возможно, услышав все это, кто-то назвал бы Лотту глупышкой и размазней, но он бы ошибся. Она строго следует своим принципам и ценит это в других. Она может настоять на своем, но не грубо и требовательно, а взывая к здравому смыслу и убеждению. В ней есть стальной стержень, быть может, это гордость, но мало какая девушка примет все удары судьбы так стойко, как Лотта и не обозлиться, не опустит руки. И уж совсем будет неправ тот, кто назовет Лотту холодной и бесчувственной. Есть в этой девушке страсть, страсть не показная, заключающаяся в звонком смехе и ветреных поступках, но настоящая, пламенная и безоглядная, жаждущая истинных порывов и ждущая своего часа.

8) Псионические способности:
—

9) Биография:
С шестнадцати лет Лотта боялась взрослеть. Этот возраст у других девушек наполнен трепетным ожиданием первой любви, превращением из куколки в прекрасную бабочку. У Лотты же все было не так.
И при жизни отца их семья не жила шикарно. Карл был обычным лавочником, он любил свое дело и был доволен тем, что имел. Мать же, Ирэн де Мюсси, всю свою сознательную жизнь стремилась к роскоши. Она то и дело копалась в семейной биографии, надеясь выудить там хоть какой-то намек на выгодное родство. Но намеков упорно не находилось. Ирэн все пыталась пробудить в муже хоть какие-то амбиции, желание заработать капитал. Но Карл отвечал на подобные попытки просто: «Каждый должен занимать свое место и делать свое дело». Когда разошлась коллекция «Настроения», Ирэн увидела в том еще один шанс. Она пыталась заставить мужа продавать и дальше куклы в богатые дома, но это ни к чему не привело. Карл отказался. Когда Лотте было одиннадцать, отец умер. Тихо, как и жил, — во сне. Ирэн, по началу, не помнила себя от горя. Но время, как говорят, лечит, потому позже она увидела в этом возможность для себя. Раз не вышло найти родство в прошлом, нужно постараться раздобыть его в будущем. Ирэн продала лавку мужа, мастерскую и все оставшиеся куклы. Она из кожи вон лезла, пытаясь найти себе нового, выгодного мужа. Но в Цалте это оказалось непросто. В силу этого мать решает переехать в Филтон. Дом де Мюсси, хоть и не был шикарным особняком, но тоже денег стоил. Потому Ирэн продает дом, со всем имуществом, и они с Лоттой уезжают. Им повезло, в Филтоне их приютила у себя женщина, работавшая до этого гувернанткой у богатых господ, которые, в благодарность за службу, купили ей дом. Платы с жильцов она не брала. Лотта помогала по дому, забросив школу. Мать же целыми днями рыскала в поисках мужа. Когда Лотте исполнилось пятнадцать, деньги, что были выручены Ирэн, почти иссякли. Образованием Лотты, за символическую плату, занималась их квартирная хозяйка. Но эту статью расходов пришлось закрыть. Пожалуй, после смерти отца, это было самым сильным ударом для Лотты. Она была способна в учебе, более того, ей нравилось узнавать мир, новое и доселе непознанное. Ирэн понимала, что должна найти кормильца себе и дочери, и в очень сжатые сроки. Ей повстречался дампир Джон Веймс. Он звал ее за собой в Дракенфурт, суля замужество и состояние. Ирэн без размышлений соглашается.
Лотте было шестнадцать, когда они переехали в Дракенфурт. Жили на остатки матушкиных денег, которые стремительно таяли. Джон обещал переселить их в свой особняк, как только уладит дела с наследством. Этот день так и не наступил. Ирэн была вынуждена найти работу. Джон пристрастился к выпивке. Он тянул последние гроши, приходил с воспаленными веками, не в себе. Уже потом выяснилось, что никакого наследства и в помине нет, жениться на Ирэн Веймс тоже не торопился. Они жили в небольшой лачуге поблизости больницы имени Святой Розы, мать работала прачкой в больнице, иногда брала заказы у клиентов и работала на дому. Тогда в их лачуге носились едкие пары щелочи, натягивались бельевые веревки, все завешивалось чужими простынями и скатертями. Ирэн никогда не позволяла Лотте опускать руки в мыльный раствор. Помогать развешивать, складывать и утюжить белье — да, но не портить свои руки. Это не потому, что мать любила Лотту. Это потому, что она боялась испортить товар. Тяжелая работа, нищенская жизнь сказались на внешности, и, еще больше, на характере матери. Все ее разговоры сводились к деньгам, во всем она пыталась найти выгоду. Лотте мучительно было наблюдать за этим. Джон все больше спивался, его глаза приобрели красный оттенок и какое-то животное выражение. Ему требовалось все больше и больше денег. И тогда мать решила продать Тилли. Это было единственное, что осталось у Лотты от отца, от ее прошлой жизни. Тилли была куклой, сделанной отцом. Она тоже имела детские черты Лотты, и, кроме того, волосы Тилли были сделаны из срезанных локонов девушки. Это была почти, что сама Лотта, только в уменьшенном варианте. Мать не спрашивала, она резко бросила: «Нечего в куклы играть, уже скоро пора будет искать тебе мужика, а ты все еще носишься с этой Тилли, как маленькая». А Джон при этом добавил: «Если не хочешь, можем продать тебя, кормить не нужно будет». Что могла поделать Лотта? Ирэн выручила за куклу немного денег. Это и не удивительно, поскольку вряд ли ей повезло бы наткнуться на коллекционера, предложившего больше за Тилли. Но в этот же день Лотта поняла, что ее ждет та же участь. Как только она повзрослеет, приобретет нужные формы, ее тот час же продадут, как куклу. Если повезет, то выдадут замуж, в надежде жить за счет этого простака. Если же нет, то просто любому прохожему, согласному предложить за нее некую сумму, которую Ирэн и Джон сочтут достаточной. Этот страх прочно поселился в душе Лотты.
Время неумолимо бежало вперед, она расцветала, превращаясь из неуклюжего угловатого подростка в юную барышню. Все чаще она замечала любопытные взгляды на улице. Все печальнее становилась Лотта. Джон часто не приходил домой ночевать, а, когда и приходил, то отсыпался и снова пропадал. Лотта молилась о том, чтобы в один такой день он не вернулся вовсе. Но Джон приходил, требовал денег. Мать продавала все, что еще можно было продать, отдавала все заработанное, до последнего гульдена. Часто не оставалось даже на еду. Лотта понимала, что близок тот час, когда единственной вещью в доме, которую можно будет продать, останется лишь она.

10) Откуда вы узнали об игре?
Google

11) Связь с вами:

12) Пробный пост:
Джон сжимал ее подбородок, наслаждаясь причиняемой болью.
— А вот возьму сейчас и попробую твою кровь на вкус, — его глаза пылали алым.
Лота боялась его. Боялась уже давно, наблюдая, как с каждым днем он превращается в мерзкое существо, теряя свое настоящее обличие. Она старалась не встречаться с ним взглядом, быть как можно незаметнее. Но не получилось.
— Страшно? — Джон потряс ее головой, словно кукловод. — Проси у меня пощады.
Лота была готова расплакаться. Она знала, что матери нет дома, и некому прийти ей на помощь.
— Станешь на колени и попросишь папочку Джона тебя не трогать, — Джон ухмылялся. Лицо, обтянутое тонкой серо-коричневой кожей, ввалившиеся щеки, мешки под глазами — все, что осталось от некогда привлекательного дампира. — Быть может, я тебя пожалею. Ну же, чего ждешь?!
Он силой тянул ее вниз, крепко держа за шею. Слезы туманили взгляд. Этого и стоило ждать, рано или поздно. Лота подчинялась. Медленно опустилась перед ним на колени, руками ухватившись за пальцы Джона в надежде ослабить хватку.
— Джон... — голос ее срывался, она едва дышала. — Не трогай меня, Джон...
— Чего же ты так боишься, глупенькая? — он отпустил шею Лотты, схватил за плечи и поднял, заглядывая ей в глаза. — Знаешь, сколько людей приходит добровольно, желая предложить свою шею для укуса? Говорят, что это ни с чем несравнимое удовольствие.
Лотта смотрела на него, пытаясь понять, что он от нее хочет. Укусить? Причинить боль? Или же просто наслаждается, играя с ней? Джон прижался щекою к шее девушки.
— Ты пахнешь сахарной ватой, Лотта... Вот здесь, — он коснулся губами шеи, почти у самого уха, — в детстве мать покупала ее мне в парке. Вот здесь, где под твоей молочной кожей видна синяя жилка, трепещущая как пламя свечи на сквозняке. Ах, Лотта...
Она ощущала его дыхание на своей коже. Слез не было. «Неужели он сделает это со мной?» — промелькнула мысль.
— Ах, Лотта... — Джон одной рукою прижал ее к себе, а другой поддерживал ее опрокинутую голову, словно любящая мать, держащая младенца. — Позволь мне и я сделаю тебе хорошо...
Лота молчала. Ее глаза были открыты, она видела потолок, покрытый сетью трещин и копотью, она ощущала жар, исходивший от сухой щеки Джона.
— Скажи мне, Лотта, скажи... — он шептал ей прямо в ухо. — Скажи, что желаешь моего укуса.
— Это грех... — тихо произнесла девушка, глядя в потолок.
— Что? — Джон отпрянул.
— Пить кровь грешно... — повторила Лотта.
Лицо Джона исказила гримаса презрения.
— Что, опять бегала в церковь? Запрещаю тебе ходить туда! — он снова с силой тряхнул ее. — Нет никакого греха, поняла меня? И вообще, ничего нет...
Джон вдруг оттолкнул Лотту и закрыл ладонями лицо.
— Ничего нет... И жизни нет. И греха, — бормотал он.
Лотта пятилась от него, пока спиной не уперлась в стену. Ее шея пылала огнем, словно ее схватили не пальцы Джона, а раскаленные клещи.
— И Розы вашей хваленой тоже нет! — он со всей силы ударил кулаком о стену, почти у самой головы Лотты.
Она инстинктивно сжалась, закрываясь руками.
— Что тут у вас такое? — мать стояла за спиной Джона.
В руках у нее была корзина, полная белья. Минуту все смотрели друг на друга.
— Да вот, эта соплячка вздумала корить меня тем, что я грешен, — Джон распалялся, наливался гневом. — Запрещаю ей шляться в церковь! Пусть сидит дома и помогает с бельем!
Мать молча смотрела на Лотту.
— Значит, грешен я, да? — продолжал Джон. — А жить со мной в моем доме не грешно? А есть, одеваться, греться зимой за мой счет не грешно?!
Лотта сжалась в комочек у стенки, пытаясь сдержать слезы. Джон кричал, его глаза светились зловещим красным огнем.
— Ну, все, хватит, — мать поставила корзину на пол и положила руки Джону на плечи. — Тебе нужно отдохнуть немного. — Ирэн стала подталкивать его к спальне. — А ты, — повернулась она к Лотте. — поставь котел на огонь и не болтай больше всякие глупости.
Когда за ними закрылась дверь, Лотта медленно сползла по стенке на пол. Она не плакала, хотя было до боли обидно и горько. То, что мать давала свою кровь Джону, Лотта знала давно. Но неужели и ей она уготовала ту же участь?

13) Согласны ли с правилами ролевой?
Согласна.
Худеть — холера.

14) Локация, с которой начнете игру:
Дом компаньонок.

Отредактировано Птенчик (17.08.2012 18:52)