Жертва проявляла интерес. Жертва пыталась проявить инициативу. Любопытно.
— Я?.. — Змея на мгновение поджала аккуратные губы, словно раздумывая, что ответить этой куколке, хотя ответ уже давно был заготовлен. — Твой самый первый друг и благодетель. И нет, я тебя не похищала.
И правда, Сюзанна не кривила душой, ведь состояние Филиппы зависело исключительно от её настроения и степени благосклонности к пленнице, а к похищению девицы магистр алхимии имела весьма косвенное отношение. Заказчик это не исполнитель, знаете ли.
— Не печалься, колибри, пока от тебя ничего не нужно, и если будешь вести себя благоразумно, то и нуждаться ты тоже ни в чём не будешь. Тебе ведь так давно недостаёт покоя, верно? — последние слова леди Мурир прозвучали особенно мягко и вкрадчиво, буквально обволакивающе. — Хочешь получить свой дневник? Что ж, я добуду для тебя эту безделицу. А пока тебе предстоит... — хищно улыбаясь, Змея неторопливо натягивала на свои тонкие длинные пальчики чёрные перчатки. Гнетущее молчание, повисшее в камере, затягивалось, и она смаковала его, как изысканное хастианское вино из лучшей коллекции своего отца. Страх, недоверие, растерянность, исходящие от замершей на месте пленницы, ласкали тёмную душу Сюзанны лучше, чем любой из её предыдущих любовников. — ...тебе предстоит отдохнуть как следует. Набраться сил. Восстановиться. И приготовиться к тому, что ты определила для себя сама, Провидица. Ты ведь знаешь кто я и что я с тобой буду делать, не так ли? Время ответов на твои вопросы ещё не пришло, моя возлюбленная Жрица. Но ничего... Скоро. Совсем скоро.
Змея вкусно расхохоталась, невыразимо довольная чувством собственной значимости и почти безграничной власти. Конечно, приятнее всего распоряжаться душами сильных, но и это тоже было очень даже ничего. Ещё одна душа, которая падёт ниц, чтобы стать для чёрной принцессы очередной ступенькой, ведущей наверх.
* * *
Спустя несколько дней. 12 мая 1828 г.
Перед ледяным взором зелёных глаз корчился в агонии ревенант. Несчастная полукровка тихо подвывала, цепляясь слабеющими, дрожащими от болевых судорог, пальцами за холодные стены темницы. И снова мерзкий, резкий хруст ломающейся мелкой кости, сопровождающийся очередным криком ужаса и боли.
— ...видишь ли, Филиппа, мне это совершенно необходимо, — тонкие пальчики Сюзанны властно сжались в кулак, и тонкий беспомощный крик полукровки повторился. Теперь простой смерти жертвы было мало, нужная была настоящая агония, страх, боль. Голубоватая дымка, доступная только изумрудному взору Змеи, от страданий становилась только ярче, насыщенней, гуще. Она давала ещё больше сил, чем если просто осушить жертву. И не надо было быть провидицей, чтобы понимать, что леди Мурир происходящее доставляло самое настоящее удовольствие. — Ты привыкнешь. Когда-нибудь.
Короткий жест точёной ручки и беспомощный хрип наполнился влажностью булькающей крови. Ещё несколько наполненных агонией секунд, и жертва наконец-то застыла неподвижно, чтобы через мгновение рухнуть на пол камеры сломанной истерзанной куклой. Бирюзовая, пульсирующая, мерцающая дымка послушно и привычно потянулась к ногам своей владычицы, окутывая её снизу вверх, пока наконец-то не впиталась полностью в чёрные одеяния и не менее чёрную душу. Ах, Моргот, как же это было сладко...
— Что же до тебя, моя прелесть... — взгляд миндалевидных глаз немигающее уставился на замершую на старой койке провидицу. — У меня есть несколько сюрпризов. Приятных и не очень. Открой ротик, сладкая моя.
Бледные сильные пальцы белокурой ведьмы ощутимо сжали горло девицы, которую уже крепко держали двое послушников. Пробка от пробирки, зажатой в другой ладошке Змеи, отлетела куда-то в темноту противоположного угла камеры. Едва уловимый сладковатый аромат, напоминающий то ли цветок персика, то ли миндального дерева, почти тут же зазвучал в сыром затхлом воздухе. Бледно-розовая жидкость мягко переливалась и мерцала, и, казалось, даже двигалась в стеклянной «тюрьме», пыталась выбраться наружу.
— Мне это совершенно, определённо, несомненно необходимо... — мелодичный, довольный смех Жрицы Тьмы наполнил камеру, становясь громче и громче по мере того, как тягучие капли зелья покидали пробирку.