Февральский день наполнил город холодным дыханием зимы. За окном завывала метель, и льдинки бились о расписанное морозом стекло. Эта заунывная песнь природы была слышна даже в теплой гостиной. Ветер словно пытался ворваться в дом, но великая сила человеческого разума, облеченная в каменные стены, не пускала его. Она оберегала хрупкое существо, которое расположилось на диванчике, устало закрыв глаза. Золотые локоны водопадами спадали на грудь, обрамляя бледное, точно посмертная маска, лицо. Строгий, выдержанный, в темно-бордовых тонах, наряд девушки придавал ее лицу еще большее сходство с призраком, который так и не смог найти покоя. И только яркий камень — изумруд — на груди, точно искорка жизни, сверкал в свете свечей. На улице играло солнце: оно то появлялось, то вновь исчезало за темными тучами... Но оно все-таки существовало... Оно говорило, что в Дракенфурте наступил новый день...
А здесь, в мрачных комнатах, все также правила королева ночь. Тяжелые бархатные занавески на окнах не давали ни единому лучу пробиться в мрачное царство, и только несколько свечей осмеливались пробить тьму. В их мерцающем свете виднелся столик, стоящий по правую руку от диванчика, заставленный резными флакончиками, в которых когда-то давно было спрятано самая драгоценная вещь — лекарство, которое спасало от вечной спутницы жизни. От боли. Но кто мог подумать? Кто мог представить, что запас, который должен был оберегать покой девушки в течение года, исчезнет всего лишь за какие-то два-три месяца?
О Роза! О, Моргот! Почему же вечно в войне глупцов у власти удар принимают на себя несчастные люди, коем не посчастливилось оказаться рядом... Война Драконов — глупость и бахвальство, которое обернулось трагедией. И Сир оказалась втянутой в водоворот событий. Сначала поиски... Потом юстициар, которого она пыталась уберечь... Потом коронация нового короля и королевы... А затем смерть... Только смерть... Еще в тот момент, когда Груффид объявил себя королем, дочь проклятого рода поняла для себя, что он проиграл. Власть ослепляет и мешает видеть правду. Смерть — расплата за гордыню. Но жнецу было мало одного — он потребовал многих.
Клан Фортунатов был уничтожен почти подчистую. Она также внесла в историю свою лепту. Она также принесла смерть тем, кого считала лишними в полотне мироздания. Их жизни стояли достаточно, чтобы обеспечить с дюжину ее. Их жизни стали расплатой за самоуверенность одного. А сейчас уже сама Сирените расплачивалась за свои грехи. Она страдала потому, что уже не могла себя защитить.
Головная боль, ноющая, вечная, не прекращающаяся ни на мгновение, продолжала мучить ее с новой силой. Разум уставал. Окрепшая за годы воля нервно вздрагивала при новом ударе, готовясь сдаться под могучим натиском. Сир не могла заснуть уже несколько дней. А может недель... Кто мог сказать точно? Она потеряла счет времени. Единственное, что сейчас заботило девушку — удержаться на хрупкой грани между безумием и реальностью.
Еще в тот момент, как проклятье вторглось в ее жизнь, Сирените искала способ выжить. Нет, она не боялась смерти. Она мечтала о ней. Но как смерть, так и жизнь, нужно заслужить и заработать... Просто сойти с ума или пасть жертвой ужасной боли девушка не могла себе позволить. Это слишком просто. Это слишком легко. Она искала выход, решение, ответ, который не могли дать самые лучшие алхимики, самые великие мудрецы. Как можно притупить боль? Как можно усыпить вечного стража? Но не только Сир мучилась подобными вопросами. Еще ее мать искала помощи в извечной борьбе. И ей удалось ее найти. Клан врачевателей, что специализировались на вопросах болезней мозга, стал спасительным светом для обреченной на смерть женщины. Она пришла к фон Дуартэ, предложив ему сделку: Элетт оплачивает разработки в области ноцрецепции и позволяет испытывать на себе препараты, а взамен, врач обещает найти способ притуплять вечную головную боль.
Предложение было принято с радостью. Не каждый день в дом стучатся меценаты, готовые стать подопытными кроликами. Но потом вмешалась судьба. Элетт погибла... Сир осталась. Девушка подозревала, что мать не сидела, сложа руки. Но распутать клубок жизни жрицы смерти — не простая задача. Женщина всеми правдами и не правдами пыталась скрыть от мужа и окружающих свое состояние, спрятать свою силу и слабость. Только через год Сирените удалось выйти на фон Дуартэ. И вновь колесо Сансары сделало полный круг: предложение — обещание — лечение. Теперь уже Сир принимала лекарства, и она оплачивала исследования. Но девушка не питала надежд на выздоровление и счастливый финал — она просто требовала для себя отсрочки, она просто просила дать ее разуму отдохнуть. А большее и не нужно...
И вот спустя шесть долгих человеческих лет или шесть коротких мгновений вампирской жизни, прекрасное создание сидело в кресле, ожидая гостя, который должен был принести ей помощь.
А за окном выла метель. И ледяные осколки бились об оконное стекло. И ветер пел свою заунывную песнь.

Тишина... В этом одном слове слилось столько значений и оттенков, что уже нельзя точно сказать, какой смысл вкладывается в него... Может быть это отсутствие звуков? А может быть движения? А может это просто состояние души, в которой уже давно все превратилось в прах? Скорее всего, все сказанное сливалось в один поток, в одну причудливую форму, которой обозначалось состояние и самой девушки, и ее дома. Пусть тело Сирените была сейчас в этих мрачных стенах, но разум ее носился далеко от мира. Она сбежала от боли и крика, в мир пустоты, в мир иллюзий... Но это были не фантазии и сказки, не воспоминания и кошмары — это была черная бездна. Без чувств, без эмоций, без сожалений. Старый как мир способ, который использовали еще монахи — погрузиться в транс, дабы сбежать от суетного и далекого... Дочь проклятого рода украла его у хурбостанских мастеров, сделав своим мечом и щитом в войне с мучителем и спасителем жизни.
Но вдруг дыхание жизни воровалось в мертвое царство, разрушая хрупкий баланс сил. Стук в дверь совсем тихий и далекий, точно из другого мира. Но он появился так внезапно, что прозвучал, словно гром среди ясного неба. Девушка резко открыла глаза, уставившись пронзительным холодным взглядом в деревянную преграду, что спасала дерзкое создание от гнева хозяйки квартиры. Потерять концентрацию хотя бы на мгновение — означало вернуться назад на несколько долгих и мучительных часов, которые в нынешнем положении превращались в вечность. Но тихий шепот не сменился криком — эта была не смерть, это был всего лишь гость. Сир вновь опустила веки, возвращаясь в прежнюю тишину. Сегодня она никого не желала видеть. Будь это сам Алукард или Святая Роза, пусть от того, откроет она или нет, зависят ее жизнь и существование целого мира... Она не шелохнется. Она не сдвинется с места. Вот только гость незваный и непрошеный не собирался уходить. Дверь легонько скрипнула, впуская странника в дом к проклятой всеми богами душе. Но ни какой реакции со стороны Сир не последовало....Шепот... беда далеко... Смерть еще дальше...
И вот ее тишина — ее вечная защита — вновь была разрушена. Девичий голос, приторно нежный, ласковый, но все-таки приятный, пробил ледяные оковы души, требуя к себе внимания. Невиданное усилие воли и ангельское терпение пришлось пробуждать в себе Сир... Ведь столько часов, столько мучительных мгновений, теперь падали в бездну, развеивались, точно пепел, из-за нескольких слов, из-за одной короткой фразы. Белокурая голубоглазая девушка, приветливо улыбаясь, смотрела на жрицу смерти: ни то с жалостью, ни то с сочувствием. Ни первое, ни второе Сир не позволяла к себе испытывать. И за оба этих чувства она строго наказывала... Но у каждого правила есть исключение, все-таки она действительно выглядела не лучшем образом.
Гостья присела на край кровати и что-то долго искала в мешочке, а затем вытащила на свет небольшой флакончик...
«Оно», — промелькнуло в мыслях у Сирените.
Одни молниеносным движением, совсем не свойственным ее стоянию, девушка выхватила бутылочку и, быстро откупорив заветный сосуд, сделала глоток. Один глоток — лекарство почти на месяц... Доктор бы сошел с ума, узнав, какие дозы принимает его клиентка. Чайная ложка — при самой жуткой головной боли. Одна — при незначительной мигрени. Большие дозы — смертельно опасны и могут негативно сказаться на работе всей нервной системы. Но Сир это не слишком заботило. Одна капля — что она может сделать? Ничего... Эта доза уже давно не действует на нее. Чайная ложка? Вы что смеетесь? Да, это может только на время успокоить, и то в том случае, если тебе нагрубили... Лишь то, что называют «смертельной дозой», теперь давало результат... Боль уходила, сдавая позиции перед драгоценным составом. Нет, наивно полагать, что она исчезала без следа. Она лишь сбегала в темноту, пряталась где-то в глубине, тихо поскуливая, точно побитый пес, становясь только легкими отголосками прежнего рычащего зверя. А на большее девушка и не рассчитывала.
Одним бесцеремонным движением, она смахнула все бутылочки, что стояли на столики. Веселый перезвон бьющегося стекла наполнил комнату и, точно подпевая ему, ветер за окном завыл с новой силой. Это была настоящая симфония — музыка жизни, музыка смерти. Мелодия звучала какие-то секунды, но отголосок ее останется жить вечно, хотя бы в памяти самой Сирените.
— Вас прислал господин фон Дуартэ? — спокойным и твердым голосом произнесла Сир, вставая с постели. Это было скорее констатация факта, неумолимого и жесткого, чем вопрос вызванный неизвестностью. — Я рада, что он так быстро смог приготовить еще препарат. Хотя я и поставила очень жесткие сроки. — Сирените уверенным шагом направилась к зеркалу, висящему на стене, и, кинув безразличный взгляд на гладкое озеро из серебра и ртути, чуть заметно улыбнулась. Бледное, почти лишенное цвета, лицо, горящие глаза, темное одеяние — в подобном виде она сможет без страха бродить даже по самым опасным уголкам города. Живой мертвец — с какой стороны не посмотреть... Вот только сердце еще бьется, но это дело поправимое. — Что не убивает, то делает нас сильнее, — произнесла она, улыбнувшись девушке в отражении. — Передайте доктору, что лекарство срочно требуется в усовершенствовании. Ингредиенты подходящие — состав действительно помогает. Но вот их сочетание, может быть ошибочным. Замечена одна не приятная особенность — организм слишком быстро адаптируется к сыворотке — дозу приходится постоянно увеличивать. Здесь может быть только два выхода: или лекарство станет еще одним подобием крови, а пациенты превратятся в гулей. Или профессор срочно ищет способ, как обходить подобные шутки организма. Также в свете данного обстоятельства нам придется увеличить дозу, так как это единственный вариант, который я сейчас для себя вижу, — строго посмотрев на гостью, голосом лектора одного из университетов, произнесла она. За последние шесть лет, Сир стала разбираться в вопросах медицины лучше многих врачей. Все-таки необходимо знать, что ты пьешь и от чего тебя спасают.

Сирените почувствовала на себе пронизывающий суровый взгляд гостьи, которая словно пыталась проникнуть в самые потаенные глубины ее сознания, разгадать самые ужасные тайны. Но все, что вызвало у Сир этот взгляд, — небольшая головная боль, которая точно почувствовала слабину и решила подать голос, надеясь вновь занять потерянные позиции, но воля железной рукой поставила осмелевшего пса на места. Глубокий вдох, а потом тишина... Эта девочка и не догадывалась, как глупо и опрометчиво она поступает. Все ее мысли, все ее эмоции, направленные на хозяйку дома, болью отзываются в уставшей голове. Девушка смотрела на Сирените как на больную, умирающую, уже отжившую свое пациентку — старуху в теле молодого существа. Она была не далека от истины, возможно, так же как и Моргот был не далек от Рая. Она не умирала, ведь для того чтобы умереть, нужно по меньшей мере жить... Она не жила, так как чтобы жить, нужно хотя бы мечтать... Она не мечтала, так как ее мечты — это планы, которые всегда воплощаются в жизнь... Простая логика, ни каких споров. Все точно и четко... Она не умирала — она просто устала... Она не больна, ведь жизнь — это не болезнь. Хотя и от нее есть одно лекарство — смерть.
— Оно не должно помогать, — спокойно произнесла Сир, наградив девушку таким взглядом, что даже гуль бы сбежал в ужасе от его обладателя. Холодный, жестокий, полный безразличия и надменности. Это был ответ на недоброжелательный взгляд, это было наказание за то, что ее попытались похоронить. Слабость не имеет права на существование, пока есть те, кто хотят тебя уничтожить. Любой намек на то, что тебя можно победить, нужно вырывать на корню, разрушать. Вновь и вновь... В назидание другим, в доказательство все. — Его задача — временная реакция. Все остальное не имеет значения, — кинула Сир, скользнув по гостье взглядом. Невинное создание, милое и чистое, немного горделивое и слишком чувствительное. Еще ребенок. Неужели доктор так не любит эту девчушку, раз прислал ее к дочери проклятого рода? Сирените не щадит тех, кто видит ее слабости — она никогда не станет сюсюкаться ни с кем, особенно с малыми детьми, которые еще ничего не знают о жизни и живут в своих мечтах.
Доктор, скорее всего ничего не рассказал ей про то, как себя следует вести в присутствие уважаемой клиентки. Он сам толком не понимал, как действительно происходит процесс и что лечит. Ему говорили лишь то, что следовала знать. Причины же не дуга оставались сокрытыми для его же блага, ведь неизвестно, как повернется судьба того, кто узнает истинную тайну Элетт и Сирените. Для фон Дуартэ симптомы и диагноз представлялись как некая врожденная аномалия, как болезнь, смертельная и не обратимая, лекарство от которой следовало найти, дабы на примите одной вылечить многих. И пусть он так думает всегда — Сир не мешала полету мыслей, она даже подыгрывала, открывая все новые границы, раскрывая все новые грани. Девушка предоставляла отчеты о протекании мнимого недуга каждый месяц. Порой симптомов почти не было, и казалась, что болезнь побеждена, но на следующий месяц там, где не было ничего, появлялось с десяток симптомов... потом только пять... затем внезапно двадцать... а потом тишина. Такое странное протекание заболевания будоражило мысли врача, и заставляло его со все новыми силами бросаться в бой. Но вот только разве могло ему придти в голову, спросить, а чем занималась в это время его клиентка? Разве он мог знать, что в начале были прогулки и праздники... Потом сражения и танцы со смертью... А затем пропасть, край жизни, обрыв смерти. Нет, он не спрашивал, а спросив, все равно бы ничего не узнал, ведь дочь, как и мать, умела скрывать свои тайны.
Неторопливым шагом девушка прошлась к шкафу, с минуту она перебирала бумаги, прежде чем на свет появилась толстая записная книжка в черном переплете. Уже не первый год Сир вела двойные записи: оригинал отправляла фон Дуартэ, а копию оставляла себе. В этой маленькой неприметной книжице скопилось описание всех ее симптомов, всего того, что следовала знать врачу. Она с довольной улыбкой преподнесла ее девушке. Ее смешок, который так опрометчиво прозвучал, еще и еще раз доказывая простую истину, — она даже не понимает, с чем столкнулась. Похоже, граф не слишком доверял этой девушке, или, может быть, он просто решил проверить ее. Первый вариант мог иметь право на существование, если только бы не тот факт, что она здесь, и что она принесла лекарство. Значит второе... Ну что ж, посмотрим на что она способна.
— Вам будет интересно почитать. Это, так сказать, дневник моей боли. Интересная книга. Фон Дуартэ ей очень дорожит, — произнесла она, улыбнувшись так приторно сладко, что даже самой Сир вдруг стало противно. — Что же касается вашего замечания, то я уже объяснила ситуацию... Привыкание идет куда быстрее, чем предполагалось вначале, поэтому я вижу только одни выход — увеличение дозы. Что касается возможных побочных эффектов, то они меня совсем не волнуют. Апатия, сонливость, возможность суицидальной склонности. При самом хорошем исходе — остановка сердца и кровоизлияние в мозг, — улыбнувшись, произнесла Сир, таким тоном словно рассказывала о погоде, а не о возможных последствиях своего злоупотребления лекарством.
Оставив девушку за изучением книги, Сирените устроилась в кресле, внимательно наблюдая за поведением гостьи. Ее насторожили лукавые глазки и блеск, которые так внезапно возникли в прежде тусклых и погасших было очах. Так обычно блестели ее предательские зеркала души, открывая миру веселые огоньки, вокруг которых носились в бешеном танце слуги Моргота. Разум, успокоившийся и освободившийся на время от назойливого создания, именуемого «боль», приступил к привычной для себя игре. Он сопоставлял факты, даже не спрашивая желания самой девушки.
«Безумие», — скажет кто-то. «Гениальность», — ответит другой. «Дар», — возразит третий. «Проклятие», — воскликнет четвертый. «Всего лишь игра», — улыбнется Сир.
Сейчас ее занимала гостья: ее характер, ее поведение. Сначала веселая, она точно лучик света, посланниц жизни, вторглась в ее скромную обитель, разгоняя печаль. В ее глазах горели надежды и мечты, ее голос звенел, словно весенняя капель. Потом она друг стала вялой и слабой, точно из нее выкачали все соки, словно кто-то отнял ее душу — ту маленькую частицу, что превращает камень в живое существо. А потом огоньки в глазах... И это странное ощущение, будто кто-то пытается прочувствовать тебя. Он делает это неосознанно, сам того не желая...
— Вы эмпат? — прикрыв глаза, спросила Сир. Она не ждала ответа. Это была скорее догадка, мысли вслух. Ее защита... Она не боялась своего хранителя только тогда, когда разум работал, когда мысли носились в пустоте. А сейчас эта вампиресса стала пищей для ее ума, игрушкой для ее рассудка, якорем для ее разума.

Ее гостья совсем и не думала перебирать пыльные страницы прошлого. Может быть, это было и к лучшему? Все равно на пожелтевших листах не было ни слова правды. Там правили бал слова и фразы далекие и не нужные — факты, которые имели ценности только для не посвященного, для Сир же они являлись пустым звуком. Имя гостьи прозвучало так звонок и чисто, точно капель, точно перезвон бубенчиков — Дэлеомэль фон Дуартэ. Три слова — ответ на все вопросы. Теперь Сир точно знала, почему прислали именно ее. Дочь своего отца, возможная наследница, эмпат. Что может быть забавнее и проще. Ее подопечный, ее ученый, не в силах приехать самостоятельно доверил ценнейший препарат тому, кто не смог бы придать — крови от крови своей, плоти от плоти своей. И в этом не было ничего удивительного. Даже ее отец — жестокий, властный и гордый человек во времена бед прибегал к помощи малолетней дочери, уча ее не ценить жизнь, играть со смертью на примере собственных врагов и бывших друзей. Так устроены семьи, кому бы они ни принадлежали — вампирам или людям.
— Имена — это только сочетание звуков в речи и символов на бумаге, с помощью которых мы пытаемся выделиться из общей массы, — чуть улыбнувшись, заговорила Сир. — Но это бесполезное занятие, так как мы называем только внешность, забывая порой о том, что находится внутри. Но если вам так хочется, то называйте меня Сирените. Это имя уже давно поросло быльем. Оно принадлежало девочке, которая погибла. Его давали ребенку, но оно совсем не подходит взрослому. — в голосе звучала какая-то больная ирония, жестокая сатира, насмешка над самой собой.
Сирените действительно смеялась, жестоко и грубо, над судьбой, над миром, над своей жизнью. Сирените — такое нежное певучее имя, словно сказка, словно история из легенд, печальное и далекое. Когда-то один мальчик сказал ей, что возможно когда-то это имя принадлежало сирене или нимфе, жизнь которой была подобна метеору, также ярка и также коротка. И Сир понравилось подобное сравнение. Если твоей жизни суждено исчезнуть, так пусть она сгорит как комета, оставив яркий след на черном небосклоне, чем тлеет неприметным угольком где-то в болоте. И история гостьи была ярким тому подтверждением. За столь долгий срок, ее век тлел точно уголек — вся ее жизнь уместилась в двух скупых фразах. А вот чтобы рассказать ее жизнь придется затратить немало часов. И то это будут лишь голые факты и скупые фразы, лишенные эмоций и чувств.
— Жалось — это не достойное чувство. Я никогда никого не жалею, ведь и меня никто не жалел, — покачала головой она на столько резкое замечание в свой адрес. — И не думайте, что ваша жизнь настолько особенна. У каждого есть свои беды. У каждого своя печать и свой крест, — Сирените внимательно посмотрела на присевшую в кресло девушку. Для Сир была смешна сама мысль, что ее будет лечить эмпат. А еще более забавным являлась то, что обвинив ее в жалости, девушка сама подтвердила все подозрения на свой счет. Зачем быть настолько опрометчивой и говорить глупости, если не хочешь, чтобы твой секрет раскрыли? А еще людей называют спонтанными и резкими... — Ваше поведение прямое доказательство эмпатии. Вы пришли полные радости и счастья, но буквально через две минуты были уже полны грусти и тоски. Ваши эмоции дрейфовали следом за моими, вы точно обреченное создание, не знали как избежать, куда деться, и вечно подстраивались, пытаясь уберечь себя и меня за одно, — улыбнувшись, объяснила сложившуюся ситуацию Сир. Для нее подобное объяснение не составляло труда. Еще одно умозаключение, еще одна логическая вереница, так необходимая для нее, чтобы выжить. Чем больше она их составляла, тем прочнее и могущественнее становился разум, а значит еще на один миг, еще на одну секунду, отдалялся трагический финал. — Как вижу, вам не очень интересно чтение книг, — бросив взгляд на бесхозно валяющуюся на диване рукопись, произнесла она. — Правильно делаете, бумага лжет чаще, чем базарные бабы. Она все терпит и никогда ничего не выдает. Она одинаково принимает и молитву и проклятие. Поэтому нельзя верить всему, что читаешь. Даже всему, что знаешь, верить нельзя, — она задумчиво перевела взгляд на осколки флакончиков с лекарством. Свет свечей плясал в множествах маленьких призма, отражаясь и рассеиваясь на все цвета спектра. От этого по ножкам стола и спинки дивана бегала едва заметная радуга. Северное сеяние, покрывало Авроры. Этому фокусу ее научила мать. Битое секло, немного свет свечей и у тебя в доме небесное чудо северных земель. Эта детская забава грела душу, заставляя пробуждаться замерзшие частицы сердца. А в нем было сотни льдинок — застывших слез, которые так и остановились не в силах упасть.
— Ваш отец, судя по всему, решил, что дело в психики и настрое, а не в мозговых импульсах, поэтому и прислал ко мне эмпата, — переведя взгляд на Дэль, произнесла она. — Он ошибся — причина не в этом. Поэтому помощь подобного рода будет не просто бесполезной, а на оборот — опасной и губительной. Я это вам говорю как человек, который лично сталкивается с подобной проблемой не первый год. Эта проблема не решается так просто. Точнее она практически не разрешима путем прямого вмешательства. Необходимо действовать окольными путями. Аккуратно и тихо, — сложив руки на груди, говорила Сир. — Боль никогда не может исчезнуть полностью. Точнее сказать, она не должна уходить Ее необходимо лишь сдерживать в рамках допустимого коэффициента. Надеюсь, я понятно выразилась, и вам не нужны подробности? — ласковый голос пропел точно колыбельную последнюю фразу. Колыбельная смерти. Такая же манящая, притягивающая и опасная одновременно. Если на нее поддаться и не заметить скал, то погибнешь. А если переборешь прекрасный зов, потом всю свою жизнь будешь страдать и жалеть.

Голос гостьи звучал звонко и весело, точно капельки воды, что подают с ледяных клыков домов, когда солнце начинает пригревать, предвещая приближение весны. Она врывалась в царство ледяной королевы, с твердым намереньем разрушить все, то величественное спокойствие, что правило в нем не первый год. Забавно и смешно было наблюдать за ее стараниями — вампиресса точно объявила незримую войну всему тому, что являлось самим составляющим Сир, и дочь проклятого рода приняла вызов. Игра будет доведена до логического конца, чего бы это ни стоило. И в любом случае, будь то победа или порождения, Сирените останется довольна. Цель не всегда важна, порой значение имеет и путь. Все зависти от того, чего ты добиваешься и куда идешь.
— Такой вариант меня полностью устраивает, — расплывшись в довольной улыбке, произнесла девушка. — Лично меня в имени смущает его звучание, слишком мягкое и нежное. Но в этом есть свои плюсы — меня мало кто воспринимает поначалу всерьез. Думаю, эта проблема знакома и вам, уважаемая Дэлеомэль, — протянула она имя гостьи, словно тоненькую ниточку: сначала громко и четко, а в конце почти бесшумно. Так свеча, что горит ярко в тот миг, когда ее подожгли, но, расплавившись от жара, превращается в бесформенный огарок.
Сирените уже смерилась с тем, что это создание будет постоянно пререкаться и продолжать оспаривать ее мнение. Что ж, ссориться с этой семьей она не собиралась, все-таки пока ей было нужно лекарство. А еще, эта девочка забавляла ее, немного конечно играла на нервах, но это являлось скорее приятным дополнением, чем проблемой. Еще один способ попрактиковаться в терпении, еще один шанс проверить свою волю. Смешно... Дэлеомэль была старше ее на много, можно сказать, на сотни лет. Но для Сир вампиресса казалась ребенком: маленьким, наивным, шебутным, полным надежд и не верящим, что злые волшебники и ужасные драконы могут побеждать прекрасных рыцарей и отважных героев. И в подтверждение этому, девушку вдруг встала с кресла и наклонилась к Сирените, обвинив ее в убийстве, говоря, что у нее в душе все еще живет ребенок. С огромным трудом девушка удержала улыбку и абсолютно невозмутимую маску на лице. В ее душе вспыхнул огонь, который требовал жертву. Он приказывал наказать обидчицу, велел не прощать дерзость и немедленно поставить наглую девчонку на место. Но разум твердил, что пока рано, что нужно подождать, что она еще нужна. И две стороны, два решения, схлестнулись в жестоком бою, пока неумолимая логика не подала свой голос, показывая компромисс.
— Эту девочку убили еще до меня. Мир и родители постарались. Если хотите, можете попытаться достать их с того света. Но я бы не позавидовала тому, кто попробует оживить моего отца, а вот тот, кто захочет потревожить сон матери, вообще пожалеет о том, что на свет родился, — прошипела точно змея, Сирените. — К тому же эта девочка, про которую вы упомянули, была ничуть не лучше меня. Может даже хуже... Детская уверенность в полной безнаказанности и удивительный максимализм. А так же жуткая логика и абсолютно не вписывающаяся в рамки реальности философия. Нет... — покачала она головой. — Пусть лучше это дитя так и спит в своем ледяном саркофаге в каменной гробнице из реалий жизни. Так и мне, и вам, и всему миру спокойнее будет, — жестокие слова, сказанные мягким голосом, в который по мере разговора вновь перешло змеиное шипение. Она успокаивалась — разум был доволен. А огонь ярости, что горел в душе, тихо потрескивал дровами совести, немного утихомирившись. К тому же детская песенка, что наполнила комнату благодаря гостье, немного успокаивала. Сирените прикрыла глаза, вслушиваясь в текст. Ее память тут же схватывала легкие строчки, замуровывая их в пещере сознания. Никто не знает, что может пригодиться в следующий миг. Дэль неспеша проплыла над полом, подойдя к осколкам флакончиков. Ее фигурка перекрыла свечи, и великое сокровище севера тут же растаяло. Вот так просто, одним неловким движением, можно разрушить прекраснейшее из чудес. Гостья склонилась и подняла один из осколков — порез и алая струйка крови потекла по нежной руке. Сир недовольно хмыкнула с интересом наблюдая за поведением девушки. Совсем не бояться крови и обстрагиваться от боли. Что же, в ней действительно было массу сюрпризов. Хотя так глупо и опрометчиво поступать тоже было ни к чему. Что она пыталась этим доказать? Что сильна и вынослива? Что не боится ничего? Глупо. Очень глупо. Но храбро и, как не странно, действенно. Жалость — ее никогда не было и уж точно теперь не будет. Достойная гостья, хороший экземпляр, и редкий представитель вампиров. Теперь огонь совсем затих, превратившись в угольки, безропотно отступив, признав поражение перед холодным разумом.
— Нет, я никогда не слышала подобной песни. Хотя... я ими и не увлекаюсь, — Сирените с неподдельным интересом наблюдала за тем, как девушка зашивает порезанный палец. Внутри промелькнуло странное чувство восхищения и небольшого ужаса. Но на лице они не как не отразились. Вот только зрачки чуть расширились, выдавая тревогу. Но глаза всегда были предательскими зеркалами души — эту проблему еще никто не смог исправить. Сир отлично понимала, какую боль испытывала Дэль: она и сама ни раз ее чувствовала. Но все равно, этой вампирессе было далеко, до ее ощущений — легкий порез, пусть и глубокий, но это боль в руке... Легкая рана всего лишь укол — удар по разуму, которые затмевает боль от пореза. Первое — реакция для всего живого. Вторая — для ее одной. — Возможно, и похожи, если плащ — его жизнь. Потому что кровь — есть само составляющее жизни. Самое ценное, что есть у нас, — откинувшись на спинку кресла, и по-доброму улыбнувшись, занятой швейным мастерством Дэль, произнесла Сир. — Хотите и я спою песенку... Только конец, все равно полностью она вам не к чему. — Сирените прикрыла глаза, отдаваясь на волю мелодии, что зазвучала в ее каменном сердце. Ей просто хотелось показать, что она рада новой гостье и довольна ее поведением. Но вот говорить это напрямик — что за чушь!
Мы — часть истории, часть рассказа,
Мы все путешественники по миру,
И ни кто не останется здесь.
Куда ведет нас путь?
Какова дорога?
Мы — часть истории, часть рассказа,
Истории порою прекрасной,
А порою безумной,
Но никто не помнит, как все началось.
Нежный голос звучал тихо и печально, точно ветер, что шепчет в листве, точно река, что медленно течет, уходя вдаль. Она выучила эту песню много лет назад, когда еще училась, когда еще была маленькой девочкой. Ее назвали «Бесконечной историей», сказкой длиною в века. Но из всей песни только эти строки засели в ее сознание. В них была описана вся красота и удивительная правда жизни. И ведь верно. Кто знает куда идет? Где его путь? И даже мудрецы не способны дать ответ на простой вопрос: Где начало бесконечной истории, длиною в жизнь.

Как иногда жестока и забавна бывает судьба, особенно, когда ты уже забыл, как это ошибатся, когда все твои решения уже давно стали истиной. Смешно, но Сир мечтала быть не правдой, хотя бы раз в жизни, хотя бы раз ошибиться и оступиться. Но это не возможно. Еще так давно, еще в самом начале пути, ей объяснили, что мир не прощает ошибок, что если хочешь жить, нужно всегда быть правым, всегда знать ответы. И эта жестокая истина подтвердилась спустя годы, когда она ошибка лишила ее всего, когда один просчет, уничтожил ее прошлое. И теперь Сир не ошибалась: она вновь оказалась права. Гостья действительно не хотела отступать, она продолжала вести себя точно ребенок, продолжала играть с огнем, дразнить дикого зверя...
И вновь в душе разгоралось пламя: ее милые шалости раздували угольки, возвращая к жизни столько опасные и непостоянные чувства, как злость, раздражение и желание, страстное желание, отплатить той же монетой. Но разум твердил, что нужно молчать, нужно терпеть. Он снегом пытался затушить огонь, но снег таял слишком быстро, а огонь горел слишком ярок. И вновь логика неподкупная и точная вмешалась в войну. «Играй», — сказала она... и разум отступил, и костер радостно заиграл искрами.
Девушка склонилась над Сирените, подойдя совсем близко, слишком близко. Девушка чувствовала ее дыхание на коже, ощущала, как сердцебиение ускорилось, но титаническими усилиями ей все-таки удалось сдержать себя. Но отступать она не собиралась. Точно пес, точно дикий зверь, она щелкнула зубками прямо у самого милого носика Дэль, словно намериваясь его укусить. Несколько миллиметров отделяли ее острые клыки от добычи. Если бы в эту секунду вампиресса хоть еще немного подалась вперед, то ей пришлось зашивать не только палец, но и приращивать себе новый носик. Но Сирените все контролировала, она хорошо понимала реакции, которые можно ожидать, поэтому не сомневалась, что ничего страшного не произойдет. В любом случае гостья будет сама виновата, никогда не стоит злить дикого зверя, если ты не хочешь, чтобы он съел тебя на обет.
— Неожиданно? — расплывшись в довольной улыбке, обнажив зубки, произнесла она. То был скорее оскал раздразненного волка, чем улыбку леди. — Не стоит играть с огнем, можно обжечься. И кто же сказал такую глупость, что я сдаюсь? — лукаво прищурив глаза, спросила Сир. — Я всего лишь играю и развлекаюсь. Мне не хочется напрягаться сегодня, поэтому вам и кажется все простым и легким. Но жизнь сама по себе игра, забавная и страшная одновременно, — произнесла она, легкое движение руки, почти неуловимое, и в нежной ладони оказалась маленькая монетка, ничем не приметная, совсем обычный гульден. Нежные девичье пальчики быстро перебирали монетку, играя ей, перекатывая, то вперед, то назад.
«Раз, два, три. Раз, два, три», — точно слушая старинный вальс, считала про себя Сир. Но вот она остановилась, сжав монету в руке, показывая ее гостье. — Пытаться еще раз, еще раз поверить... — заговорила она, сосредоточено глядя на свое сокровище. Сейчас эта крикливая, неугомонная девочка, которая со странным спокойствием и уверенностью вновь зашивала свою рану, была всего лишь фоном. Ее почти не существовало — она таяла, становясь очертаниями. Всего лишь картинкой, всего лишь туманом. Вот так просто и легко можно обмануть глаза и избавиться от помех. Забавно, интересно, но при этом чрезвычайно глупо.
— Орел или решка? — задумчиво произнесла она, это были всего лишь рассуждения вслух, они не требовали ответа, Сирените просто решала для себя. — Орел — я выгоняю вас за дверь, так как свою роль вы уже отыграли. Решка — вы останетесь. Просто — всего лишь два варианта. — довольная улыбка и ловкий бросок. Монета завертелась, точно волчок, стороны быстро чередовались не оставляя ни малейшего шанса на то, чтобы точно угадать, какая выпадет, чтобы ответить, как поведет себя судьба. Сейчас все зависело от воли фортуны, ее настроения, и ни одна из девушек не могла ничего изменить. Монетка полетела вниз. Но прежде чем она коснулась пола, Сир ловко поймала ее, сжав в кулаке. Она вытянула руку вперед, чтобы и гостья видела результат игры. — Всего лишь два варианта, две дороги. Ведь так? — улыбнувшись, спросила она, предвкушая ответ, и не дожидаясь его, раскрыла ладонь. Монета стояла на ребре. Какова могла быть вероятность, что она упадет именно так? Никакая. Такого почти не бывает. Но, когда ты имеешь дело с Сир, нужно забыть про законы логики и смотреть на мир совсем по другим углом. Этому трюку ее научила мать... О, Роза, скольких простаков она так обвила вокруг пальца, просто задавая два варианта, а потом, словно из неоткуда, словно шутка Моргота, выскакивал третий. Черт из табакерки — ребро монеты. — Ни орел, ни решка. Ни король, ни пешка... — пропела слова старой шуточной песенки Сирените. — Это означает, что все в наших руках, и судьба над миром не властна. А еще, что верить в сказки глупо и бесполезно: там есть только добро и зло — орел и решка. А вот про то что монета может лечь и так, почему то всегда забывают, — слега усмехнувшись, произнесла девушка и, едва изменив наклон ладони, заставила монету упасть, показав ее собственный выбор — решка.
— Просто я приятно удивлена, — отмахнулась Сир, пряча монетку так же незаметно, как и достала ее. Девушка себя вела нагло, она распоряжалась в ее доме как полноправная хозяйка. Даже не спросив разрешения, зашла в ванну, и вернувшись оттуда с перевязанной рукой. Столько наглости. Столько неподдельного бахвальства. Будь это другое время и другое место Сир бы быстро разобралась с негодяйской. Нет... Убивать она ее не стала бы. Убийство это не выход. Есть сотни и тысячи способов расправиться с неугодным. И все они, на беду, законные. Но вот когда дело касалось этой квартиры, дочери проклятого рода было абсолютно все равно. Просто эти четыре стены и несколько дырок, которые называются окнами и дверью, являлись всего лишь данью, необходимостью... Просто у каждого уважающего себя человека должна быть прописка — он должен где-то жить... Но если честно, Сир не появлялась здесь по несколько месяцев, а порою и лет. Так что для нее это место никогда не являлось домом. Это был номер гостиницы, который всегда был зарезервирован за ее персоной. А в гостинице никогда не обижаются на персонал, который просто выполняет свою работу.
— Я не в том настроении, чтобы отгадывать загадки, — произнесла она, когда вампиресса вновь села в кресло. — Так что увольте меня от этой глупой затеи. И не стоит меня называть своим другом... Друзья — это слабости, которые нужно уничтожать на корню. Поэтому мы вряд ли подружимся... Возможно сосуществование, симбиоз или, может быть, паразитизм... Но дружбы — никогда, -холодно улыбнувшись, добавила она.
Эти слова были точно смертный приговор, для всех надежд и желаний ее собеседницы. Сир и в правду не верила, в эти глупые сказки про друзей, в истории про любовь. Все это всего лишь фантазии... Реальность куда ужаснее и страшнее. Дэль пора было это понять.