Начало игры
Он огляделся. Деревянные блоки стояли один на другом, огромные полки, сделанные из грибов-паразитов, что он знал под названием трутовиков, держали на своей ноше тяжёлые тома книг, трактатов, что парень вынес из горящей сельской библиотеки, но никогда не читал. После укуса оборотнем это было не его. Да и Инсайт он уже далеко не помнил, а всё из-за какого-то там зверя, что засел в душе этого Шварцмайера и не собирается вылазить. Людвиг пытался сделать всё, чтобы ипостась чудища исчезла из его жизни, включая всякие мази, отвары, а также советы всяческих шарлатанов, коих он встречал, гуляя по лесу, а иногда, когда искал себе работу в Казённом Квартале. Эти средства были ужасными, но не ужасней второго облика Вольфганга. Волк, что жил в нём, питаясь гуманностью, человечностью, словно те самые трутовики когда-то, паразитировавшие на деревьях: соснах, берёзах и так далее.
Маленькую комнатку освещал один лишь софит, что он своровал в детстве из Волкогорья. Этот светильник когда-то продавал неизвестный Швармайеру торговец, и, кажется, у него самые лучшие софиты на весь Дракенфурт, ведь за всё это время с этим «светилом» не происходило никаких проблем с тех времён, когда они с сестрой обзавелись мечтой стать богатыми. Кстати, а как там поживает его сестра, мать, отец? Нет, я не должен вспоминать о них... — и это было правильно, по его мнению. Он был действительно анархистом, даже не позволял властвовать чувствам над своим телом, разумом, душой...
Интересно, а есть оружие против чувств? Стоит сходить в самый знаменитый оружейный магазин, о котором я слышал от шарлатанов. Пожалуй... — минутная пауза в раздумьях парня.
— Да, пожалуй это то, что я желаю видеть, — уже вслух произнёс он. Эх, как же Людвиг желает, чтобы всякая власть, включая некое доминирование кого-то над кем-то другим, тут же исчезла с глаз его долой, снимая оковы для его душонки.
Что же такое анархия? Хаос? Нет, порядок... Пусть и скрытый. Пусть это и парадокс. Вы должны знать это...

  Оружейный магазин

Отредактировано Вольфганг Шварцмайер (06.02.2011 20:13)

Табор Манушей 

От костра Чарли и Джин пробирались долго. Честно говоря даже чересчур. Ветки, корни, иголки, и даже листья словно бы ополчились против Крауча. Юноша то и дело спотыкался — даже собственные ноги потяжелели, и всё время норовили подвернутся. Всё чаще он оборачивался, посмотреть, как там Старк. Не отстала ли. Луна отлично освещала путь парочке, и лес казался совсем не страшным и тёмным, как о нём говорили в городе. Лишь один раз над головой кто-то пролетел, быстро размахивая крыльями, и Чар испуганно прижался к сосне, замерев на целую минуту. Сердце стучало как бешеное, и он думал о шкатулке, которую не смел остановить... И о Люсиде, чей чудесный голос серебряным колокольчиком перекликался с музыкой, пусть даже и только в воображении фокусника. О подруге, замершей рядом. Нет, он никогда не посмел бы остановить механизм.
Шли они в основном молча, словно уговорившись не вспоминать о мире духов и не шуметь сейчас лишний раз. Всё было ещё далеко не позади. Но вот, на полянке завиднелась огромная тень. Молчаливая. Даже на вид — страшная. Чарли остановился, сжав ладонь подруги в своей. Вопросительно глянул на неё.
— Нам туда, — прошептала призрак на ухо, и Чар только вздохнул.
— Хорошо... но думаю я пойду чуть впереди, ладно? — И парень зашагал. Уверенно и грозно. Хотя на сердце кошки скреблись... цирковые.

Отредактировано Чарльз Крауч (02.11.2011 20:58)

Табор манушей 

Игра за призрак Люсиды

Странное чувство, когда ноги попеременно то ступают по земле, то проникают сквозь нее. Долгое время одержимая загадкой призраков, Люсида сама стала призраком, и все было совсем иначе, нежели она полагала. Ей всегда представлялось, что движение примар свободно и неощутимо, точно полет по воздуху, но это более походило на перемещение под водой. Тяжесть и вязкость материального мира брали верх и давили на призрака, когда тот терял плотную форму. Чарли все время был рядом, точно ангел-хранитель. «Ангел-хранитель!» — юркая едва уловимая мыслеформа взвилась на мгновение в призрачном сознании, но угасла, не успев разгореться в настоящую мысль. Итак, Чарльз. Ее друг, ее брат, ее защитник. Зачастую веселый — с лица его сошла улыбка, и выражение преисполнилось какими-то смутными терзаниями. Тревога, осторожность и, кажется, подавленность. Люсида больше не могла читать его, не могла разделить эмоции, но могла догадываться. Да и что тут гадать? Перед ней человек, которого она знала почти всю свою сознательную жизнь, и сомнений быть не может. Его молчаливость тревожила девушку, но и странным образом успокаивала. Иногда просто необходимо, чтобы буря улеглась, прежде, чем снова баламутить воду. Иначе можно запутаться и не понять истинной природы вещей. А иногда слова и вовсе не нужны, когда двое общаются посредством сердец.
Люсида ни на мгновение не усомнилась в избранном ею пути. Лес манил ее и призывал, и это тяготение было сильнее магнетизма полюсов.
— Как так получилось, девочка? Как ты потеряла его? — спрашивала цыганка — Ищи ответ внутри.
Ох, если бы она только знала. Ответа не было, и это изводило. Но естественный баланс жизни и смерти делал свое дело, направляя призрака к своей родной, ныне бездушной, оболочке. Связь походила на натянутую струну, которая вздрагивала всякий раз, если девушка сбивалась с пути. Глупость, конечно, но шкатулка затихала, когда призрак Люсиды Старк «ошибался» в своем выборе. На что Чарли немедля реагировал и заводил ее снова, так и не позволяя проронить последний звук. Милый юноша, верно, он решил так успокаивать свою неупокоенную подругу.
Связь становилась все сильнее, словно кто-то ответно тянул с другой стороны, и делал это с все большим рвением. И, наконец, когда крупная тень нарисовалась на горизонте (если такое понятие вообще применимо к лесу), Люсида выдохнула с дрожью в голосе, словно только что пробудилась от кошмарного сновидения, в котором потеряла частицу себя:
— Нам туда.
— Хорошо... но, думаю, я пойду чуть впереди, ладно? — Чарли без колебаний двинулся к дому (и куда подевался некогда хлипкий и осторожный юноша?).
— Чар! Нет, остановись! — обычная реакция — защитить близкого — но сейчас, увы, ни к чему это.
Слишком темную, слишком густую тень отбрасывал дом, освещенный светом луны. Столь темную, что даже самый зоркий не заметил бы в ней притихшего на мгновение золотисто-рыжего волка. Голодного волка, унюхавшего легкую добычу. Пока тот сам не известил о себе протяжным ужасающим воем.

Отредактировано Люсида Старк (30.10.2011 21:01)

Иной раз Чарли мог сморозить глупость. Милую глупость, за которую получал шуточный подзатыльник от Джин. Серьезность была ему чужда. Но сейчас он говорил сущие глупости с совершенно серьезным видом. Достучаться до волка? Мать честная... В ужасе призрак Люсиды Старк сжался, и весь ее образ пошел мелкой рябью. Если раньше она «дышала» по старой памяти, то теперь даже ее грудь перестала вздыматься. Зверь, прервав свой жалобный вой, впился взглядом в застывшего рядом Чарльза. Силуэт волка был едва различим в разлогой тени, но глаза его сверкали как два маленьких морготовых уголька, своим устрашающим блеском предвосхищающие расправу. Но что-то завораживало его в Крауче и убаюкивало звериную лють. Неужели безумные слова Чарли подействовали? Шкатулка звонко отчеканивала свой незамысловатый мотив, привнося особое настроение в сложившуюся картину. Настроение страшной сказки. Вот вам и волк, и мальчик с девочкой, и домик в чаще леса. И детская песенка увенчивает сказ. Но вдруг она стихла, и впервые за весь путь из табора в воздухе повисла угрожающая тишина. Шкатулка щелкнула в последний раз и зверь, словно получив обратно свою волчью сущность, с яростным рыком бросился на неподвижного юношу. Тот так и стоял, мирно вскинув руки вверх, но, как знать, что распознал в этом жесте зверь? И навряд ли это вообще имело для него значение.
«Музыка! Это музыка!» — разгорелась в сознании девушки последняя слабая надежда. Но шкатулка, выбитая из рук Чарли, затерялась где-то меж сорных трав, брякнув напоследок что-то перед смертью. Клыки-кинжалы уже почти сомкнулись на шее факира, когда звонкое пение полилось лесом, достигая даже скрытых от глаз окраин охотничьих угодий. Завороженный волк замер и тряхнул головой, словно в ухо попала вода. Добыча все еще лежала перед ним навзничь, прижимаемая тяжелыми лапами, но... но уже перестала казаться такой желанной и аппетитной. Его запах. Было в нем что-то странное, но волк был едва ли способен абстрактно мыслить и понять это. Повернув голову к источнику звука, он не увидел ничего, кроме привычной картины гротескно вытянутых иссиня-черных силуэтов деревьев, и просто истошно завыл, словно пытаясь вторить голосу. Но в нем, в голосе, что-то дрогнуло, и призрак, мистично прорисовавшись в голубоватом ночном воздухе, улыбнулся сквозь слезы.
Вой становился все жалобнее, а пение — все печальнее.
Серебристый лунный свет еще ласкал деревья, но уже едва-едва просачивался сквозь сизые облака. Небо немного просветлело, и откуда-то с севера приползли первые клочья тумана.
Чарльз, крайне изворотливый экземпляр, давно поспешил убраться из-под натиска звериных лап и с неким благоговением наблюдал, как лютый волк приобретает антропоморфные черты. Такие знакомые. Дымчатый занавес надежно скрыл небесную приму, и власть ее над зрителем ослабела. Процесс обратной трансформации тоже был зрелищем не из приятных, но проходил быстрее, и не доставлял уже такой боли. Кажется, волк засыпал, пока его шерсть словно врастала обратно в кожу, а члены удлинялись и округлялись. Вой его давно стих и стал походить на едва различимое полусонное мурчание свернувшейся в клубок девушки. Девушки, чье потерянное тело притягивало заблудшего призрака, и было готово принять его обратно. Медленно тая, Люсида полностью отдалась притяжению, и это было естественно, это было правильно...

Холод проникал в тело из остывшей почвы, сковывая дыхание и орошая кожу колючей дрожью. Люсида открыла глаза. Взор застилала легкая пелена, но она не мешала разглядеть мужской силуэт, склоняющийся и протягивающий к ней руки. Голова была тяжела, а тело ныло и содрогалось как в лихорадке. Но истинное потрясение пришло спустя мгновение, как следствие от слияния двух в единое целое. Шквал тревог, переживаний, любви, боли, отчаяния и безысходности словно вырвал девушку из собственной головы, как ураган вырывает с корнем деревья, унося ревенантку в пучину нахлестнувших собственных, но отчасти чужих воспоминаний.
«Мне холодно, а к себе я не хочу. Мне страшно. И громко...»
«Твой навсегда...»
«Это я заставил дирижабль рухнуть...»
«А ты их слышишь? Они тебе спать не мешают?...»
«Добро пожаловать в мою обитель. Чувствуй себя как дома...»
«Твой навсегда...»
«Твой навсегда...»
Пока мысли разрывали сознание на части, тело содрогалось и вырывалось из рук человека, который, хотя Люсида и не осознавала этого сейчас, был именно тем, кто был ей нужен.
— Тише, тише — теплая рука Каруча осторожно поглаживала девушку по щеке, пытаясь успокоить ее кошмары. — Я с тобой, слышишь, Джин? Это я, Чарли.
— Чарли?! — тело, уже бережно уложенное в постель хозяина дома, замерло, будто в коме, и Люсида широко распахнула глаза. — Чар! Ноя такая хорошая девочка, — с необъяснимой решимостью в голосе и взгляде заговорила она, словно для Крауча это имело хоть какой-то смысл, и было очень важным, — а Морган... Мой Морган. А сердце глупой птицей рвалось к своему солнцу. И обожглось.
Чарли показалось, что в глазах ее блеснули слезы. Девушка резким рывком поднялась на постели, и схватилась за голову, прижав колени к груди. Плечи содрогались от спазмов где-то в области горла. И продолжалось это довольно долго.
Факир все не решался ни обнять ее, ни даже тронуть, а лишь молча сидел подле, давая понять, что он рядом, если нужен. Но вдруг все в одночасье прекратилось, и Люсида успокоилась. Подняла на Крауча чуть раскрасневшиеся, но уже сухие глаза, в которых впервые читалось осознание.
— Чарли, — с горечью в голосе выдохнула ревенантка и прижалась к груди друга, — я так хотела вернуться. Вернуться к жизни. Но, скажи мне, как принять жизнь, в которой Его нет?

Отредактировано Люсида Старк (31.10.2011 17:05)

Она никогда не говорила так долго. На одном дыхании, лишь изредка делая паузы, чтобы переварить воспоминания, которых по всем законам логики не должно быть в ее голове. Каждое походило на чистой воды алмаз, открывающий все новые и новые грани, сверкающие, что секунду по-иному, в зависимости от того, под каким углом и с какой стороны взглянуть. Каждая из двух половинок существа привносила свое понимание, неистово вращая каждый камешек снова и снова. Вновь обретенная целостность грозилась снова дать трещину от переизбытка содержимого.
Они не виделись с Чарли почти два года. Долгий срок по человеческим меркам. Достаточно долгий, чтобы потерять начало этой истории. Посему Люсида рассказа обо всем. О том, как снова встретила Моргана в редакции «Мирабо Манускриптум». О том, как стушевалась перед Эмилией и «не узнала» его, лишив себя шанса возвратить своего загадочного друга. Как шесть мучительных месяцев она не знала покоя, не имея ни единой возможности избавиться от посторонних глаз и ушей, окружавших механика и теперь уже почти, что трампессу во время строительства «Атлантиса». Как волнителен был день отлета, и как много надежд она возлагала на воплощенную свою мечту. Их с Морганом мечту. Нет, жалкие письма, что могла писать Люсида в тех редких случаях, когда цирк задерживался в крупных городах хотя бы на месяц, не могли передать ее переживаний. Ей нужна была рядом Мэгг, способная читать ее мысли, Чарльз, способный читать ее душу по глазам. Как же много они пропустили.... А потом — трагедия. Взрыв, и крушение. Чудесное спасение и терзающая душу борьба между болью потери и вновь обретенной любовью. Хотя и не на долго. Люсида рассказала о той восхитительной и ужасной ночи, когда у нее было все то, что другие испытывают лишь за многие лета. Траур и отчаяние, утешение и любовь, и нож в сердце — предательство. Руки девушки задрожали, сжимая невидимый револьвер, когда та со слезами на глазах пересказывала, как пустила две пули в того, кого ненавидела в ту секунду, но уже простила, когда те достигли цели. Она рассказала о смерти. А подобное нечасто услышишь от того, кто повстречал ее лично.
А после — сплошное безумие. Пустынное немое существование на границе миров. Чувство отверженности живыми и мертвыми. Невыносимая тоска и всепоглощающее одиночество. И пустота. Пустота в груди, точно душу вырвали, оставив внутри зияющие дыры. Впрочем, так оно и было. Девушка рассказывала о пребывании в психиатрической лечебнице, о знакомстве с Ноей, всю силу своего сочувствия к которой она осознала только сейчас. Рассказала о побеге и первом превращении.
То, чем она стала... Чудовищная правда топталась у порога, нежеланная гостья, которую долго еще не пустят ни в сердце, ни в голову. Люсида всегда понимала риск. Но была очарована, слишком увлечена, чтобы испугаться. Есть выбор — есть последствия.
Небо уже окрасилось жженой умброй, когда ревенантка подошла лишь к середине сказа, и сочно сверкнуло сиеной — когда слова исчерпались. Девушка с тоской взглянула на просветлевшие кроны деревьев, столь мрачно возвышавшиеся над друзьями в ночи. Луна так долго была ей другом, а теперь придется налаживать отношения с солнцем. Не самая приятная перспектива, но, как говорится, из двух зол...
Люсида должна была вернуться к нему однажды. К причине и следствию всего, что вывернуло ее жизнь наизнанку. Но только не сейчас. Сейчас она нуждалась в покое.
— Отведи меня к Мэгги.

  Цирк-шапито «Избара Раста»

Отредактировано Люсида Старк (08.11.2011 00:59)

[о. Ксенон] Кристаллические пещеры 

Лесные просторы, порою прекрасные и неповторимые, славились своими опасными, тёмными глубинками. Туда, в одну из таких глубин, шёл Вольфганг. Он шёл по бескрайним нескончаемым лугам, он шёл под зелёной листвой, по которой струились тонкие ниточки света. И, наконец-то, он зашёл в мрачное местечко: вокруг были кучи мошкары, надоедливо жужжащих и бьющихся прямо в лицо, длинные лоскуты травушки-муравушки, тянущиеся ввысь, к своим старшим братьям-сестрам. Парень немного насторожился тому, что его любимая лачужка была окружена чащобными зарослями, и Людвиг устремился прорываться сквозь них. Бандит ожидал, что скоро здесь появится та самая красотка, которую он же, походу, принял за Селену. Она или не она?
Подбираясь всё ближе и ближе к любимой лачужке, к ветхой, запылённой красавице, окружённую парочкой ручейков, в голову Шварцмайера стали пробираться образы: таинственные, призрачные, уносящие в мистическую даль. Туманы погрузили лачужку в неизвестный сознанию мир, чуждый всякому. Лес наполнился духами существ, покинутых здесь. Словно хвост, череда всяких событий преследовала Вольфганга: то оборотнем становится, то в группировку попадает...
— Привет, братик... — голос был однозначно мужским, но братьев у нашего героя не было... разве что...
— Слышь, дубина жареная, у меня нету братьев, — грубо, прямо как обычно, ответил Вольфганг. И вся ситуация (впрочем, как и этот пост) выглядела сумбурно.
— Не волнуйся ты так, фаллос бородатый, — из-за спины донёсся чей-то смешок.

— Я чего-то тут не понял, это ты кто? Братца мы похоронили, его маленькие дохленькие ручонки и ножонки валяются в маленькой коробочке... — он глотнул ртом воздух, словно в горле поселился злобный чёрт, осушающий и покалывающий, — ...для мёртвых домашних питомцев. Коробочку закопали. Давным-давно. И я не поверю, что мой погибший в младенчестве братик вылез оттуда.
Белёсая пелена закрыла весь обзор-кругозор, ввиду чего Людвиг так и не смог разглядеть лика его собеседника, что приближался с каждым делением ему навстречу. Инкогнито был небольшого росточка, сквозь дымку также была заметна одна интересная деталь: у собеседника была чуть-чуть желтоватого цвета кожа... или чешуя?..
Точно! Точно! Точно! Тролль! Настоящий тролль, вашадан! Он, и именно он; и никто другой!
— Ну, что уж, можешь мне и не верить, — таёжник подошёл впритык, дыша Вольфгангу в пупок, — и ты, в принципе, будешь прав. Ведь я такой шутник. И такой драчун. Или ты хочешь проверить, да, дампирушка длинноволосый?
Постойте-ка... дампирушка?! Что это значит? Никакой Шварцмайер энтот не дампир! Или дампир? Или... в его голове что-то ёкнуло, сразу и тут же: совсем недавно, поняв, что проснулся после бодрствования Зверя, словно после похмелья. Но такого никогда не было. Всегда пропадали куски памяти. А в прошлый раз парниша ощутил ужасную-преужасную головную боль, да боль по всему телу.
И, скажем втайне от нашего героя, что он превращается тихонько в вампира. Этот процесс свойственен обезумевшим Шварцмайерам, что употребляют кровь. А Волчонок пьёт «эликсир жизни», пускай и в форме монстра.
Позади преступника что-то ёркнуло, зашуршало, будто небольшой сквознячок оттолкнул дверь. И там, находясь в тени, пыли и мхе, притаилась та, которую он называл Селеной. Она шуршала рассыпающимися страничками древних рукописей, жадно пожирая книжные строчки, получая новую информацию, так нежно любимую девушкой.

— С-сэл? — как-то даже не ожидая этого, вырвалось из уст дампира, — Т-ты тут? Ох, Роза, как же я рад! — возрадовался Вольфганг. И неясно было, чему же он рад. Может быть тому, что она жива? Может быть тому, что он снова её видит? Или тому, что она сейчас, вместе с ним? Может быть потому, что она окрикнула его? Может быть потому, что он сейчас видит её, своё белокурое счастие?
— Селена! — он подбежал, подхватив лёгенькую фигурку девушки, спускающуюся по скрипучим, старым ступеням. Было трудно понять, сколько им лет, сколько вообще лет этой лачужке. И было трудно понять, что в дальнейшем происходило с парнем: в нём кипела буря светлых эмоций. Счастье, радость. И мысли, все эти мысли!
— С-сэл, — с нежным трепетом прошептал Виг, крепче и крепче прижимаясь к девушке, — С-сэл...
Это имя вырывалось из губ как-то по-новому, как-то более мягко и добро, чем раньше; это имя ему хотелось произносить вечно, как сейчас, так же, по-тёплому. Он начал двигаться вперёд, вверх по лестнице, становясь опорой для девушки, стремительно поднимая её, впуская в дом, обратно.
Никого больше здесь не было, кроме них. Даже тот тролль словно испарился в кромкой дымке. Всё было окутано чудесной пеленой. Сень успокаивающе шептала, и, кажется, Вольфганг ощущал спокойствие. Всё здесь было как-то тихо и умиротворяющее. И... романтично?

— ...что ты меня не видел целую вечность, — пронеслось в ушах вновь почувствовавшего себя мальчишкой Вольфганга. И это было именно так. Ему казалось, что там, в том никогде, в котором он оказался после того, как капитан дотронулся до ксенонского двигателя, Людвиг потерял её навсегда. Это даже напоминало Шварцу свои ночные кошмары, записанные в старом, уже пожелтевшем блокноте.
— ...боялся, что не увижу, — пролепетал парень, отодвинув длинные светлые волосы девушки своею ладонью, плавно обнимая девушку за шею.
Он буквально впихнул Селену в домик, после чего расцепил объятия и отпустил девушку, зная, что она упадёт на мягкую кроватку. Там лежало белое, пушистое одеяло. В тени оно совершенно не нагревалось, из-за чего Волк любил им укрываться и тихонько закрывать глаза, поддаваясь царству грёз.
— Нет, ты совсем не отстала от моды, — успокоил Сэл дикарь, — ты всегда была и будешь красива такой, какая ты есть.
После чего, несомненно, миролюбиво, совершенно не резко, а даже наоборот, как-то по-нежному, прилёг на постель.

Отредактировано Вольфганг Шварцмайер (28.01.2012 14:24)

Всё-таки ему больше нравился красный — цвет агрессии, страсти. Этот цвет напоминал ему алую, словно набухающую кровью, почку розы. Этот цвет представлял ему прекрасный Хастиас — страну горячего нрава и неугомонных девиц, славящихся своим бойким характером и феминистическими взглядами. Да, вот что ему нравилось!
— Синий, — соврал и широко, даже как-то зло, улыбнулся парень.
И наступила глупая тишина. На целую секунду. Вольфганг не понимал, что творится на этот момент в голове девушки, но лишь когда она снова повернулась к нему, он забавно прикоснулся к её волосам, начиная игриво баловаться локонами.
Да, таки синий, — и он почувствовал поцелуйчик. Лёгкий, нежный поцелуйчик. Пропитанный детством. Всё это напоминало ему одну картину из далёких лет.

Тогда была очень холодная, но, не смотря ни на что, прекрасная зима. Белыми хлопьями снег падал, ложась плотным покрывалом на одетую в шубку землю. Тогда было очень хмурое, очень мрачное утро. Оголённые, измученные ветки деревьев ломались, падали, и февральское одеяльце негромко хрустело от таких «ударов». Все сидели в маленьком, но уютном домишке. Матушка Геката готовила в кипящем котле густую приятно пахнущую кашицу, помешивая её маленьким глиняным половником. От блюда исходило теплом и вкусным ароматом. М-м, мечта гурмана, что ещё сказать!
Все сидели у широкого деревянного столика на низких табуретках. Лишь одна девочка со светлыми волосами сидела на мягком, изысканном креслице, сконструированном одним из поклонников большевухи. Это была Ида. Опираясь на ладошки она то и дело то приподнималась, то снова плюхалась на симпатичное сиденье, словно «у неё в заднем отверстии заселился колючий ёж», как любила выражаться её мамка.
Ветер приятно гудел, стучался в окна, и толстые стёкла покрывались синим, изрезанным инеем. На улице было темно, будто была непроглядная ночь; но на небосводе не виделось ни звёзд, ни малого светила, белоснежного зеркала Солнца. Группка собравшихся у похлёбки людей погрязла в собственных Я, мыслях. И вот — готово! — несколько плошек с супчиком уже стоит на столе, все приборы лежат на своих местах, а только что испечённый хлеб приятно украшает убранство. Но оно было бы ещё убоже, если бы здесь не было одного милого, прелестного человека.

— Потанцуй со мной, — оборвала воспоминания реплика Селены.
— Что, прямо на кровати? — поинтересовался Виг. Он, как всегда, был неисправимым тугодумом.
Они еле-еле вышли из занесённой снегом хижины. Метель едва закончилась, и теперь дети могли спокойно гулять. Их было трое: Ида, Он и Сэл. Маленькая Сэл с её тускло-карими глазками. Так похожими на вольфовские. Нет, это не были жгучие «дыры», как у воинственных хастианок. Это были аккуратные очи миленькой девочки. Непорочной и светлой. Умной и красивой. В ней всё чудесным образом соединялось, переплеталось, превращаясь в клубок непредсказуемостей, даже некоторых парадоксов.
Снег приятно хрустел под ногами. Эти двое отделились от сестрички Людвига, и теперь они вместе с Селеной могли остаться наедине. С каждым шагом проходить в даль стало труднее, как вдруг дорогу преградило упавшее дерево. Мальчик предложил сделать небольшой «привал», юная леди согласилась.
Они отошли далече от Малых Пустошей, и вряд ли кто-нибудь уже сможет их найти. Ни родители, ни Ида. Они одни.

Но до самого интересного воспоминания так и не дошли. Словно дальше ничего и не было. Вольфганг почувствовал безумный стыд перед возлюбленной. Он встал, приподнимая за собой и девушку, как будто сам услышал мелодию вальса. Но другую. Вальса медленного и меланхоличного. И едва пошевелив уголками губ тот произнёс:
— Прости, — тихо. Неслышно. Только для себя.

Отредактировано Вольфганг Шварцмайер (30.01.2012 23:30)

Вольфганг начал, ведомый таинственной мелодии Селены. Мотивчик, что она напевала, был неприятно знаком Шварцу. Люд чуть покривился, явно выражая своё нежелание танцевать под эту мелодию, но после... после что-то щёлкнуло в его голове.
Вольфганг начал, совершая свои неуклюжие па. Он ощущал себя чуть дурно и неуверенно, но вскоре, где-то спустя минуты две, Волчонок ощутил неописуемый прибой... грациозности? И Людвиг начал ускорять темп, и с каждым шагом то назад, то вперёд, он понимал, что становится смелее. Танец — это, всё-таки, язык. Танец безмолвен. Но танец передаёт собою чувства, эмоции, задумку автора. Язык смельчаков. Нужно продолжать, нужно смело выразить то, что ты думаешь.
Сам того не замечая, парень закружился в пламенной метели, в горячей смеси из той самой страсти и безумия. С каждым шагом Волчонок ступал с новой, диковатой силой, так привычной ему. Солнце медленно опускалось, и тот островок, в котором были замкнуты влюблённые, потихоньку размывал свои границы. Из приоткрытой дверки повеяло травами, листьями. В общем, лесом.
Закат! Прекрасный закат! Он украшал небогатое убранство золотом, даже небольшим багрянцем. Стеклянные статуэтки чуть поблёскивали, отражая оранжевый лик светила, пыльные книги в толстых переплётах не переставали лениво лежать на своём обычном месте, травы, коренья растений, собранные и затянутые в один большой пучок, издавали характерный запах.
Вольфганг остановился. Он смотрел сквозь небольшое окошечко на этот большой, жёлтый, раздутый мешок. И ему захотелось выйти погулять. Вместе с Селеной. Он будто бы попал в страну собственных снов. Да, что-то такое тоже было в его сновидениях: они, вместе с Сэл, были птицами. Они летали над крышами домов, гадили на головам таким противным, гадким до ужаса богатым господам, знатным, аристократам. Да!..
— Пошли, — Людвиг кивнул в сторону дверного проёма и потянул девушку за собою, — Я хочу тебе кое-что показать.

Отредактировано Вольфганг Шварцмайер (02.02.2012 22:01)

Говорят, что на свете не бывает проституток с золотым сердцем, юристов, которые не покидают город в разгар самого дела, собак, которые не пострадали от жизни собачьей, ну и тем более оборотней, готовых объять весь мир своей любовью. Но приглядитесь внимательнее. Портовые шалавы, вот прямо сейчас прижимающиеся к стеночке, надеются на то, что их сутенёры отпустят девчушек пораньше, ведь у одной из них ребёнок ждёт свою мать. Она трудится ради него, своего маленького проглота, даже ничего не подозревающего. А вот юрист, что спешит навстречу своему дорогому клиенту. Жаль, что у него вырываются бумаги из рук, очки спадают на нос, а штаны — на колени. Вот стая обезумевших псин. Одна из них ещё молода, добра, словно она всё это впитывала с молоком своей матери, полёгшей в грязной земле. А вот старая, ветхая лачужка Людвига Вольфганга Шварцмайера, на мгновение погрузившегося в журчащий ручей собственных мыслей о любви, о жизни, о любви... и снова о жизни, но уже о жизни в любви. Какое же счастье всё это! Как радостно видеть лицо своей дамы, как её голос тепло греет бьющееся пылкой страстью сердце, как её глаза искрою зажигают в парне могучие, неповторимые и несравнимые чувства. Готов признаться, никогда Вольф не был так счастлив, как сейчас.
Когда Селена оперативно выбежала из домика, то наш герой сразу понял, к чему она сейчас ведёт. Раньше, лет шесть тому назад, будучи ещё совсем девчушкой она также начинала игру в прятки. Всей толпой, всей деревней искали проказницу, но никто никогда не мог её найти. А как потом оказывалось, она просто следовала принципу: «Хочешь спрятать? Положи на самое видное место». Ну что ж, тогда стоит подыграть Сэл...
— Раз, два, три, четыре, пять! Я иду искать! — выкрикнул Виг так, что бы девушке наверняка было слышно. Он преступил порог и пошёл, пошёл за деревья, немного далёче от самой «пропавшей», покрикивая имя возлюбленной.

(На этом сообщении история персонажа обрывается...)

Отредактировано Вольфганг Шварцмайер (12.02.2012 12:10)

Беседка у пруда    (прошло чуть более года)* 

На сей момент — 3 марта 1828 года, ночь. 

В эту ночь здесь было тихо, что бывает крайне редко. Кое-где можно было заметить то зайца, скачущего меж деревьев, то лисицу, затаившуюся в ожидании жертвы. Странная по своим габаритам фигура бродила среди леса, пытаясь найти что-то съестное. В нескольких метрах в лунном свете мелькнул рыжий хвост. Раздался легкий скрип металла, оборотень достал стилет, больше похожий на зубочистку в его руках. Он остановился, следя за шорохом травы и едва заметным движением добычи. Одно движение, и клинок со свистом влетает в бок лисы. Та пролетела еще метр по инерции и рухнула наземь. Алан медленно подошел к ней и, достав орудие убийства из мертвой тушки, поволок ее на плече: «Думаю, этого вполне хватит хотя бы на пол дня. После той лаборатории голод стал намного сильнее... Жажда свежей плоти убивает меня».
Примерно полчаса фигура бродила по густой чаще леса, пока не заметил вдали какой-то отблеск. Оборотень присел, стараясь выдавать меньше шума:
— Человек? Здесь? Не поздновато для прогулки? Хм, похоже женщина... — рычащий голос волкоподобного шепотом констатировал факты: — Хотя... Нет, чую, не человек это...
Подождав, пока неизвестная уйдет, Алан последовал за ней: «Знакомой дорогой идет. Похоже, меня ожидает еще одно горячее блюдо».
Оборотень довольно облизнулся и двинулся дальше. Шаг за шагом, след в след он приближался все ближе и ближе к ней. Но как только они дошли до поляны. Тьма расступилась перед лунным светом, преследователь решил переждать какое-то время, чтобы не выдать себя. Здесь было видно все до мельчайших подробностей, вплоть до пробежавшей по траве мышки. Неужели не заметят двухметровое существо?
«Она хочет попасть в дом? Это было весьма предсказуемо. Чувствую, тебя ждет ужасная ночь, а меня — хороший ужин».
Он наблюдал, как девица вламывается внутрь: «Окно? Уж так-то зачем?»
Еще пара минут, и оборотень рванулся к этой хижине. Теперь он не боялся выдать себя. Все было схвачено. Алан подошел к двери, по привычке доставая ключ, но тут же заметил сломанный замок. Волк хмыкнул и прижался к двери, засунув одну из своих лап между стеной и каменной кладки. Он что-то царапнул когтем, и зашумел старый механизм. Засовы один за другим распахнулись. Хозяин со скрипом отворил дверь, тут же закрыв ее за собой. Левой лапой он нащупал на висящую на стене лампу. Пара движений, и тусклый свет озарил небольшое пространство. Оборотень скинул тушу лисы на пороге, достал свободной рукой шпагу и направился в глубь дома...
-----------------------------------------------------
*Из-за трагических событий 1 февраля 1828 года Алан вынужден был надолго покинуть Дракенфурт, скрываясь от людей в укромном месте, недоступном для простых обывателей.

Отредактировано Алан э Вулф (26.06.2012 21:04)

Окружающая тьма озарялась светом светильника. Оборотень ступал по скрипящим доскам, невольно царапая их когтями на задних лапах. Он с трудом держал маленькую ручку шпаги, поэтому решил взять что-нибудь по-удобнее. Да и когти на крайний случай сойдут. Алан, продолжая держать в левой руке искусственное солнце, медленно положил свое оружие на стол и взял колун, стоящий древком вверх. Он подкинул пару раз топор и рыкнул на весь дом:
— Какие нынче гости ко мне явились? Надеюсь, Вы останетесь на ужин...
Оборотень принюхивался к малейшей частице запаха. Мда, с таким-то освещением гостья уже могла и подавно скрыться в дверях, что уж внутри захламленного жилища:
«Так не пойдет...»
Волк остановился в зале, медленно провел светильник по сторонам и аккуратно повесил его на люстру, еле держащуюся на ветхом потолке. Несколько оборотов на лампадке, и тьма расступилась. Каждый уголок, каждая пыльная книжная полка была озарена светом:
— Хм... — оборотень увидел вооруженную девицу в нескольких метрах от себя. Он оскалил зубы, капая слюной: — добыча хочет поиграть? Ну что же...
Трудно было сказать впечатление гостьи, когда она увидела, что эта «не хилая» по габаритам фигура скинула запачканный грязью балахон и выпрямилась во весь рост, чуть не задев головой потолка:
— У тебя еще осталось желание сразиться со мной, девица? Я отобью это у тебя это желание!
Колун рухнул на пол, Алан расправил кисти рук, демонстративно оголяя когти:
— Мне не нужно оружие, чтобы полакомиться тобой!
Оборотень резко нагнулся и совершил рывок в сторону жертвы, раскинув передние лапы и широко открыв пасть. Действительно, ужасающая сцена. Кто может подумать, что у девушки вообще есть шанс? На всю округу раздался волчий рев... Но, в последний момент, прямоходящий волк остановился. Прямо перед ее лицом, прямо перед ее оружием. Он уже был готов съесть ее безо всяких прелюдий, но что-то пошло не так. Волк вгляделся в нее, обнюхав гостью для достоверности. Оборотень мигом отвернулся, фыркая во все стороны, пытаясь избавиться от учуявшего запаха:
— Я ненавижу Вас! Всех Вас! — волк отошел к светильнику, сделал свет, как было изначально:
— Убирайся с глаз моих! Я не желаю видеть тебя в своем логове...
Алан вернулся к лисе и бросил ее посреди комнаты, не забыв на обратной дороге прихватить шпагу. Остальные вещи волк творил, как-будто не замечает ее: снял светильник, поставил его на стол и стал таскать дрова в печь. Еще пара минут, и в печи весело заиграло пламя. От лампы уже не было толку. Волк потушил ее и плюхнулся на кресло, опустив свою голову...