Этот мальчишка так дергался, так извивался на простынях, так метался, что Пауло медленно, но неуклонно возбуждался все больше и больше. Сопротивление с одной стороны выводило его из себя, однако с другой стороны юный Матье издавал при этом такие звуки, от которых мужчине скручивало нутро туго натянутой струною.
Уже практически не в силах сдерживаться, Пауло зарычал, срывая с мальчишки панталончики и отбрасывая их к чертям собачьим.
— Да прекрати же вертеться, — прикрикнул он, стряхивая со своей руки ладошку Кубы и заставляя юное создание развести ноги, не скрывая своего срама. Сминая костюм, мужчина забрался на кровать, располагаясь прямо промеж ног юнца и закидывая одну из них себе на плечо, чтобы у него не было искушения снова свести их вместе.
— Расслабься, Моргот тебя подери, расслабься и получай удовольствие, — прорычал мужчина, склоняясь к сосредоточению удовольствия юного де Матье. Полувозбужденный член мальчика говорил сам за себя и за своего несчастного обладателя. Пауло погладил Кубу по бедру, поднимая взгляд вверх, чтобы увидеть выражение его лица. Левая рука легла на теплый, еще не до конца отвердевший ствол и отвела его от мальчишеского живота, который судорожно втягивался и напрягался. Мужчина провел ладонью по нему вверх-вниз, оголяя ровную головку с узким отверстием уретры, на которой проступила мутноватая капелька смазки. Взгляд его стал каким-то хищным и безумным; высунув длинный свой язык, Пауло самым кончиком его смахнул вязкую жидкость, с трепетом вслушиваясь в последовавший за этим стон. А кончик языка тем временем скользнул за крайнюю плоть, обводя кругом головку члена.
«Покричи, мальчик, покричи. Я хочу слышать, насколько тебе хорошо»
Какое-то время мужчина лишь дразнил мальчишку, легкими, короткими ласками распаляя в нем спящее до того желание большего. И, когда тот начал стонать в голос, Пауло отстранился от его члена, достаточно громко произнося:
— Если хочешь еще, просто скажи. Давай, Куба. Скажи: «Я хочу большего» Ну, попроси меня, мой мальчик, попроси.
В голосе звучала мягкая насмешка. Сложив губы трубочкой, мужчина холодом подул на разгоряченный орган, от чего мальчик дернулся и застонал.
— Просто скажи мне это. Давай!

Отредактировано Пауло Фон Розенг (23.01.2011 00:00)

— Еще так еще, — засмеялся вампир, подхватывая мальчишку за бедра и подтягивая ближе к себе. Пара горячих поцелуев легла на теплую внутреннюю сторону юношеского бедра, ладони оглаживали их с внешней стороны. Да, Пауло опускался совсем низко, как самая что ни на есть заправская шлюха, знающая свое дело от и до. Впрочем, он действительно знал это дело от аз до ять, и, что немаловажно, ему еще не успело оно наскучить, отнюдь, он наслаждался тем, что умеет доставлять удовольствие, причем заметно лучше многих.
Опускаясь еще ниже и почти распластываясь грудью на кровати, что было не совсем удобно в такой позе — этакая чисто кошачья поза, когда кошка тянется, поднимая к верху зад и опуская голову и плечи вниз — так вот, было не слишком удобно, комфортно, и для шерстяного костюма губительно, ведь его потом придется отглаживать от всех этих противных сладок, глубоко врезавшись в ткань — зато восхитительный вид и доступ, который были ему открыты, с лихвой окупали все эти досадные мелочи. Единственно что: уж очень брюки давили в такой позиции, отчего и без того сильное возбуждение только увеличивалось. Напряжение в паху было почти болезненным, все скручивало и изворачивало.
Мужчина дохнул теплом на уже полностью готовый к бою орган мальчишки. Взяв его в свои ладони и потеревшись об него щекою, Пауло сладко пропел:
— Ах, какой же ты все-таки хорошенький, когда так по-блядски извиваешься и стонешь.
Ему было интересно посмотреть, как юный Куба отреагирует на такую пошлость. Многие вампиры любили, когда им на ухо во время акта шептали грязные словечки, но были и те, у которых была лишь негативная реакция на это.
Мужчина скользнул губами по возбужденному стволу, проследив выступающую на нем венку до самого основания, которое он немного сжал пальцами. Мучительные ласки, медленные, изводящие, но не дающие желанной разрядки. Хотя... юный Куба, судя по всему, был настолько возбужден, что уже мог кончить исключительно от своих фантазий, даже ничего и не трогая.
Губы вампира прикоснулись к нежной коже яичек; высунув язык, он облизал их, рукою проведя по стволу члена вверх, и, когда она добралась до самого верха, мужчина пальцем растер выступившую смазку по оголенному участку головки. Часть липкой жидкости осталась на пальцах, и он не преминул показать это Кубе:
— Смотри-ка, твоему телу это так безумно нравится, — гортанный смех был хрипловатым, его собственное возбуждение давало о себе знать. Выброс мужского гормона делал его голос ниже, мужественнее, но он старался не обращать на это внимания.
Подхватив мальчишку руками под ягодицы, он приподнял его, немного разводя их в стороны. Скомкав одеяло, он подпихнул его под попку юного Матье, чтобы было удобнее.
— Согни ноги в коленях и прижми их груди. Можешь помочь себе руками, — скомадовал вампир, требуя уже беспрекословного подчинения. В конце концов, все манипуляции Пауло были только для того, чтобы Куба раскрепостился, чтобы позволил себе получать это удовольствие без стыда и страха. Опустившись еще ниже и пальцами раздвинув ягодицы, он тихонько подул на плотно сжатое колечко сфинктера. Язык скользнул по напряженным мышцам, судорожно сжимающимися под прикосновениями — раз, другой, как кошка, лакающая молоко, мелкими быстрыми движениями. Иногда вампир поднимался выше, обласкивая яички мальчика, но потом все равно возвращался к тугому колечку мышц, пытаясь кончиком языка проникнуть внутрь.
Наконец, наигравшись, Пауло поднялся, хватая возбужденный член юного де Матье рукою. Бледные губы вампира укрыли острые зубки, чтобы ненароком не навредить мальчику; он втянул в себя головку члена, облизав ее языком, и медленно опустился на него ртом почти до конца. Еще не до конца сформировавшийся орган мальчишки уместился в его рту. Пауло чувствовал, как он подрагивает, как напряжен. Пальцами скользнув к яичкам, он понял, что они поднялись — верный признак того, что Куба совсем скоро кончит.
И в самом деле, всего пары движений вверх-вниз хватило для того, чтобы мальчишка задергался в оргазме, извиваясь на простынях. Мужчина крепко держал его за бедра, наслаждаясь солоноватым терпким вкусом спермы, которая изливалась в его рот. Сегодня он, как заправская шлюха, не желал упустить ни капли, и поэтому сглатывал вязкую густую жидкость.

Отредактировано Пауло Фон Розенг (23.01.2011 10:41)

Пауло сглотнул остатки солоноватой жидкости, выпуская обмякший орган юноши изо рта и облизывая губы. Дыхание тяжело вырывалось из горла, ведь он сам был неимоверно возбужден: это было не сладкое женское томление, отнюдь, это было почти болезненное ощущение напряжения, словно из него жилы пытались вытянуть. Руки мелко подрагивали, когда он отнял их от нежных мальчишеских ягодиц, с сожалением глядя на алые следы, оставленные его пальцами.
Тихий смех раздался в тишине, прерывающейся тяжелым дыханием мальчика. Вампир склонил голову, чувствуя властное прикосновение пальцев на своих волосах. Раскрепощение, похоже, достигло своей цели. Поймав руку Кубы, Пауло поднес ее к губам, мягко целуя нежные тонкие пальцы, зажатые в его ладони.
— Честно говоря, я не думал, что ты так быстро отойдешь от оргазма. Лично я в свой первый раз чуть сознание не потерял.
Вампир выглядел на удивление спокойным, даже дыхание восстановилось, но это было лишь иллюзией: он был страшно возбужден, но сдерживал себя от поспешных, резких движений по этому поводу. Юному созданию нужен был отдых, ведь оргазм — сильнейший мышечный спазм, и, учитывая то, как мальчик напрягался до этого, у него сейчас все тело было перенапряженным комком мышц. Осторожно выдернув из-под Кубы одеяло, мужчина заботливо укрыл обнаженную фигурку, столь хрупко выглядящую среди скомканных простыней.
Пауло снова сел на край кровати, руками поглаживая юного де Матье через плотное теплое одеяло. В его глазах можно было заметить толику печальной нежности. Наклонившись, он невесомо поцеловал Кубу в губы — и отвернулся, словно не желая встречаться с его взглядом. Молчание повисло в комнате, тяжелое молчание опустилось на них пеленою. Правая рука мужчины все еще гладила узкую грудную клетку мальчика, но уже без намека на пошлость и желание. Нет, просто, словно бы машинально, как гладят сеттера по гладкой шерсти, как гладят кошку, мурчащую на руках.

Маленький принц. Светловолосый, неимоверно хрупкий, как пичужка малая. Пауло сейчас боялся к нему прикасаться: ему казалось, что он неминуемо что-нибудь ему сломает. Проломит висок, выломает ключицы, раздробит тонкие невесомые пальчики... То, что творилось с ним сейчас, не было задумчивостью — это было каким-то измененным состоянием сознания, страшным, пугающим. Остекленевший взгляд был холоден, бесчувственен, словно бы душа отделилась от тела и дрейфует где-то в стороне, словно от этого дьявола во плоти осталась лишь выцветшая оболочка.
Он непонимающе посмотрел на мальчишку, когда тот подобрался к нему совсем близко. Отдернул от него руки, как от горячего; губы искривились странно и скорбно.
— Нет, нет, подожди... — беспомощно прошептал мужчина, словно бы теряясь. Он проморгался, помотал головой, беспомощно зарываясь пальцами в иссиня-черные волосы. Что-то не так, что-то лживое. Абсцесс, флегмона, лезия, гнойник, что-то черное и отвратительное, как гангренозная конечность. Пауло тихо заскулил, как побитая собака, в его глазах появился нечаянный страх, дикий ужас неизбежности.
— Вы и вправду не причинили мне боли, — прозвучал голосок в голове. Нет, вне ее, такой сладкий и звонкий, который всего несколько мгновений назад стонал от удовольствия, всего несколько часов назад был полон страха, еще чуть раньше — холоден, но заинтересован. Слишком быстро, слишком.
Тонкие пальцы потянулись к хрупкой шее, накрывая ее сверху — сломать! Сломать, разорвать, перекроить и сшить заново, чтобы эти связки никогда не смогли больше лгать, никогда! Или не зашивать, а удовлетвориться тем, как затухают эти серо-сизые глаза, как кровь клокочет в разверзнутой глотке.
«Боль...»

Вздох. Мгновение — и туман, застеливший разум, отступает. То, что могло стать губительным, становится лишь мягкой лаской. Улыбка заставляет потеплеть глаза.
— Что же ты знаешь об этом «еще», милый Куба? Может быть, ты что-то уже читал? — проницательный взгляд буравит льдистые глаза мальчика. Пальцы проходятся по выступам ребер вниз, легонько щекоча.

Мужчина глухо рассмеялся.
— Ну что же, значит, будем вас, мой милый юный протеже, учить, — пальцы заструились по юному телу, легкими ласковыми касаниями пробегались по доступным ему частям: по тонкой хрупкой спину, по разлету лопаток-крыльев, по ровной пояснице и нежным ягодицам. Каждое движение было чуть жаднее предыдущего, все ненасытнее и жарче. Да, он был возбужден, Пауло того не отрицал да и не мог отрицать. Ему хотелось этого хрупкого тела.
Подхватив мальчишку под живот, он снова уложил его на кровать, теперь уже не на спину, отнюдь. Тонкие бледные пальцы скользнули к пуговицам пиджака, к рубашке, осторожно разоблачая зажатое в эти нелепые тиски тело. Все это было осторожно повешено на спинку стула, туда же легли и брюки — мужчина остался в одном нижнем белье, которое, к сожалению, являлось слишком уж эфемерной преградой — через него все было видно, особенно его довольно стойкую эрекцию. Пауло присел на кровать, достаточно широкую для двоих. Он уже придумал, какую позу выберет — ту самую, которая так наглядно доказывает, что они оба испытывают одно и то же. Сегодня мужчина хотел обойтись без проникновений, если только юный Матье сам его о том не попросит. А если попросит, то мысли насчет мальчишки полностью оправдаются.
Ладони снова скользнули по его телу, бесстыдно оглаживая бедра по внутренней стороне, замирая на ягодицах и нежно сминая их в руках. Пауло глухо зарычал, забираясь на кровать и ложась рядышком с Матье, подтягивая его к себе и разворачивая на бок. Приблизившись к его губам, он жадно смял их поцелуем, властно проникая меж них внутрь, в этот гадкий ротик, как маленький изворотливый захватчик, увлекая язык мальчишки за собой в замысловатом танце. Пальцы скользнули к соску, зажимая и немного покручивая, ладонь развернулась и скользнула по животу юнца к полусогнутым и сведенным ногам, проникая между ними и находя мягкий член мальчика. Уверенные, быстрые и жадные движения, пошлые ласки — он покручивал его яички, перекатывал их в ладони, гладил ствол члена, оттягивал плоть, оголяя головку, и снова отпускал ее — в общем, распалял снова это усталое, но желающее большего тело.
Поцелуй обещал задохнуться, поэтому Пауло отрывался от губ мальчика, давая ему возможность глотнуть воздуха. Взгляд его становился все более и более осоловелым, он бездумно шептал какие-то нежности напополам с грубостями. Дыхание срывалось на хрип, на глухой, утробный стон. Его безумно возбуждала близость юного горячного тела, трепещущего в его руках; губы соскальзывали на шею Кубы, оставляя на ней жадные засосы, они расцеловывали буквально все, до чего могли дотянуться: изящный лоб, нежные скулы, кромку уха и изгиб шеи, острый мальчишеский кадык и излом ключиц. Рука в то время бесстыдно вершила свое грязное дельце, снова распаляя мальчица. В какой-то момент Пауло спросил:
— К как многому ты готов, Куба? — и замер, ожидая ответа.

Луна. Как многое вершилось под ее строгим и безмятежным взором. Ничто не ново под Луною — даже такой нелепый, но ослепительно-прекрасный в своей пошлости союз. Пауло наслаждался юным телом, упивался им всласть. Руки снова заскользили по мальчишескому животу, по впалой грудине, раздразнивая и без того опаленное тело. Эта ночь обещала быть изнуряюще долгой и жаркой, как и следующая, и следующая. В этом было свое особое волшебство.
Пальцы коснулись приоткрытых губ вампирчика, почти беспрепятственно скользнули во влажные горячие глубины его рта. Мужчина надавил подушечкой указательного на скользкий верткий язычок. Ноздри вампира жадно втягивали в себя запах этого юного тела, чуть сладковатый и терпкий. Абсолютно земной запах, животный, низкий, а сейчас уже и с изрядной гормональной составляющей, делающей этот аромат столь тяжелым и притягательным. Гомосексуализм обоснован с научной точки зрения, хотя многие предпочитают закрывать на то глаза, а дело тут именно в гормонах. Не стал бы юнец, не имей предрасположенности, так мило извиваться в мужских руках, ни за какие дьявольские обещания не стал бы. А Матье мало того — жаждал большего и был готов на все. Пауло глухо кашлянул, сдерживая смех: мальчик еще не знал, какое «все» ему может быть уготовано. Двери некоторых борделей были весьма гостеприимны для темного служителя, а некоторые их управители, как и он, верно служили Морготу. Но пка что важным было совершенно иное: это нежное тело, трепещущее в его руках. Ах, как бы он хотел заклеймить этого мальчишку за собой, выжечь на нем свой адский вензель, но и это было пока рано. А потому он ограничивался лишь тем, что имеет над ним иллюзорную власть на несколько ночей. Куба, вероятно бы, задал вопрос: почему иллюзорную? Он ведь не догадывался, верно, что вампир намного больше отдал, чем возьмет.
А мальчишка действительно желал большего: от его поерзываний у Пауло все заныло в паху, все стянуло ослепительной нитью сладостной боли. Он инстинктивно дернулся, подаваясь бедрами вперед, словно забывая о прискорбном факте наличия на нем нижнего белья. Ах, как же оно неприятно давило уже. Гулко ухнув от накативших ощущений, мужчина снова жадными ищущими движениями обласкал шею и грудь юнца. Слишком стремительный, слишком жадный до ласк — Пауло любил нерасторопность, любил основательность во всем, будь то ампутация или вот... это.
— Глупый, — с изрядной толикой нежности прошептал он, вынимая пальцы из горячего рта мальчика и рукою мягко подтягивая его колени к впалой грудине, — Все еще будет, а тебе пока нужно научиться принимать то, что есть.
Приподнявшись на локте, Пауло скользнул влажными от слюны пальцами меж ягодиц Кубы, упираясь указательным в пульсирующий сфинктер.
— Расслабься, — глухо прошептал он, соскальзывая поцелуем по шеи и мягко надавливая. Первая фаланга, преодолевая сопротивление, проскользнула внутрь, и мужчина остановился, давая мальчику время привыкнуть. Не разработав партнера, он рисковал бы порвать ему нежные ткани, а это было не шуткой все же. Вампир двинул пальцем внутрь, подушечкой скользя по горячим мягоньким стенкам, отыскивая в складочках простату. Предстательная железа — вещь крайне чувствительная, требующая определенного подхода, мягкого и ненастойчивого. Несколько круговых движений — и палец скользит обратно, чтобы снова повторить свой путь. Внутрь и наружу — Пауло порой вытаскивает палец, чтобы обильно смочить его слюной, сводя на минимум дискомфорт и увеличивая долю наслаждения.
Губы бессмысленно шептали какую-то чушь, приникая то к кромке уха, то к краю челюсти. Ему самому становилось уже совершенно невыносимо — воздух вокруг плавился, взгляд мутился, ноги сводило судорожной и сладкой истомой, а от паха до подвздошья будто бы натянули струну, пружину, которая требовала, умоляла дать ей вернуться в нормальное положение. Да, этакая сила упругости — легкие спазмы должны разрешиться одним ослепительным и огромным по своей силе оргазменным, чтобы после тело в блаженстве отдыхало. Такая перегрузка: сердце бьется ка бешеное, все тело напряжено, горло пересыхает от тяжелого дыхания. Кажется, воздух едва поддается ему, такой горячий, густой, как карамель.
— Что же ты делаешь со мной, — тихо простонал мужчина, инстинктивно сжимая бедра, пытаясь хоть как-то освободиться от дискомфорта, но понимая при этом со всей обреченностью, что делает себе только хуже. Глухо зарычав, он добавил к первому пальцу второй, начиная совершать движения в разном ритме и с разной амплитудой, то вместе, то попеременно, стараясь как можно сильнее расслабить узкий задний проход. Нежные поцелуи ложились на взмокшие виски Кубы, словно Пауло пытался тем его успокоить. Было еще рано, однако... время близилось.